Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

использовать их в качестве заложников. Однако это важное для их замысла заявление превращается в заклинание, которое повторяется каждые две секунды, начиная с 9:59:11. Последнее усилие усадить пассажиров на места происходит в 9:59:45, уже после их второй попытки выломать дверь, на сей раз с громким и явно угрожающим грохотом металлической тележки, когда становится очевидно, что замысел угонщиков не сработал.

Во-вторых, угонщики выкрикивают друг другу инструкции, в основном на арабском: держать дверь вне зависимости от того, что «все будет кончено» (предположительно, из‑за крушения самолета), потрясти хвостом самолета вверх-вниз, чтобы пассажиры упали на пол, перекрыть кислород. Но и эти инструкции оказываются чрезвычайно повторяющимися: «Вверх, вниз» звучит восемь раз, «Перекрыть кислород» – четыре раза за две секунды. «Дай мне» – восемь раз за четыре секунды. Практические высказывания тоже превращаются в эмоциональные заклинания.

В-третьих, отметим шаблонные религиозные формулировки, которые появляются в напряженные моменты и становятся все более повторяющимися по мере усиления кризисной ситуации. Слова «Уповайте на Аллаха и на него» звучат сразу после второй попытки штурма двери (пугающий грохот тележки). Слова «О Аллах. О Аллах. О милостивый» раздаются в тот момент, когда пассажиры бросаются на дверь в третий раз. Реплика «Аллах – величайший» повторяется девять раз разными голосами в последние семь секунд перед крушением самолета.

Разговоры в ходе конфликтов в целом отличаются высокой степенью повторяемости. Как уже было показано в главе 9, жаркие споры предполагают не стремление к коммуникации с оппонентом, а попытку лишить его возможности говорить, игнорируя очередность высказываний и не давая противнику «трибуну». Поскольку на данном этапе спора содержание не имеет значения – никто не слушает, что говорит оппонент, – лучшим способом удержаться на «трибуне» является именно громкое повторение одного и того же. Вербальные повторы переходят в реальное насилие, превращаясь в эмоциональный прием, направленный не на противника, а на формирование собственной энергии и солидарности, выступая в качестве заклинания, которое должно помочь говорящему включиться в собственный ритм. В схватке в кабине пилотов 11 сентября обе стороны используют этот грубый эмоциональный прием – перед нами борьба противоположных попыток самововлечения.

Глава 11

Насилие как доминирование в пространстве эмоционального внимания

После всего изложенного выше мы пришли к парадоксу: если весь объем насилия совершается лишь небольшим количеством участников, номинально задействованных в том или ином столкновении сторон, то что мешает избавиться от остальных? Почему бы не урезать численность армий, уличных банд или других ориентированных на конфронтации организаций, оставив в строю лишь тех, кто активно применяет насилие, или, еще лучше, то незначительное меньшинство, которое делает это грамотно? Чем не выход иметь ВВС, состоящие только из асов, или армию, в которой представлены только снайперы и другие элитные подразделения? Однако в силу структурных причин подобные решения практически невозможны: насилие порождается не изолированными индивидами, а целым пространством эмоционального внимания.

Чем занята остальная часть толпы?

Лучший подход к пониманию этого момента заключается в изучении поведения толп во время массовых беспорядков. Визуальные свидетельства таких событий дают возможность рассмотреть как характерный для них типовой паттерн – незначительное количество совершающих насильственные действия, – так и варианты соотношения этих лиц с более крупным скоплением людей.

Обобщения, которые представлены ниже, основаны на подборках фотоматериалов из новостных публикаций, сделанных автором в период с 1989 по 2005 год, а также изданных сборниках фотоснимков [Crespo 2002; Allen 2000] и небольшом количестве видеосюжетов из выпусков телевизионных новостей. В принципе, видеозаписи могут показаться более предпочтительным источником, однако их продолжительность обычно не превышает трех-пяти секунд непрерывного действия, в связи с чем разница между видео и статичными фотоснимками относительно невелика. К тому же режиссеры теленовостей подвергают необработанные исходные видеоматериалы радикальной редактуре, чтобы показать зрителю лишь кульминационные моменты сюжета. Если же обратиться к реальному поминутному хронометражу массовых демонстраций, то можно заметить, что для действий их участников характерна высокая степень повторяемости. А когда демонстрация переходит в реальные столкновения – массовые беспорядки – действие становится чрезвычайно рассредоточенным, и непрерывное наблюдение за такими сценами в основном позволяет увидеть бесцельно стоящих людей, нескольких бегущих по открытым участкам сцены и подразделения сил правопорядка, которые обычно стоят неподвижно или медленно перемещаются. Моменты совершения насилия во время массовых беспорядков разбросаны во времени и пространстве – они прерывают сцены, которые в основном скучно наблюдать со стороны, но для участников происходящего такие эпизоды являются возбуждающими, пугающими или обескураживающими. Большинство присутствующих склонны к насилию лишь номинально. Этот на удивление недраматичный характер необработанных видеозаписей массовых беспорядков становится очевидным при просмотре реальных несмонтированных материалов и в беседах с операторами об их опыте присутствия при таких событиях[1]. Для того чтобы получился продолжительный видеосюжет о насильственном массовом противостоянии с непрерывным драматическим эффектом, необходимо большое количество операторов, размещенных в разных местах, а также потребуются серьезное редактирование и монтаж нарезанных фрагментов. Однако в результате получится искаженная картина реалий массовых беспорядков – именно потому, что при монтаже на первый план выходят моменты совершения насилия и пропускаются фрагменты с пустыми пространствами и бесцельно тянущимся временем. Насилие стратифицировано по времени и пространству точно так же, как и по степени участия в нем, – все эти характеристики выступают составляющими одного и того же социального процесса.

Эти визуальные сцены можно разделить на четыре группы: 1) противостояния (stand-off), когда враждебно настроенные группы сталкиваются друг с другом, но насилие еще не началось, 2) нападения, 3) отступления и 4) победы, когда одна из сторон добивается по меньшей мере локального доминирования над другой. Эти ситуации сильно различаются в зависимости от плотности собравшейся толпы. Для противостояний без победителя, как правило, характерна плотная массовка – практически только в этом случае можно наблюдать ожидаемую картину толпы как большой группы, испытывающей эмоциональный подъем и совершающей согласованные действия[2]. Однако высокий уровень координации группы удается поддерживать именно потому, что она не переходит к насилию.

C началом настоящих столкновений – во время нападений и отступлений – происходит разрыв этой сцены. Массовые беспорядки в очень значительной степени напоминают описания пустого поля боя, сделанные С. Л. Э. Маршаллом, за тем исключением, что во время беспорядков противник виден, а не отсутствует в поле зрения. Разная дистанция противостояния объясняется тем, что в ходе беспорядков вместо огнестрельного оружия используются камни и рогатки, палки, а также кулаки и ноги, хотя слезоточивый газ и дымовые шашки могут создавать вполне буквальный аналог тумана войны. Расстояние между силами противников составляет не сотни ярдов и более, как