Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг

Когда 1-я рота была проинструктирована и отправлена в лес, адъютант Траппа Хаген стал руководить отбором трудоспособных мужчин. Директор находившейся поблизости лесопилки уже передал Траппу список с фамилиями 25 работавших у него евреев, и Трапп разрешил отпустить их{115}. Через переводчика Хаген потребовал, чтобы квалифицированные рабочие и все мужчины трудоспособного возраста вышли из толпы. Около 300 работников были отделены от их семей, и толпа заволновалась{116}. Мужчин погнали пешком из Юзефува, и в этот момент из леса донеслись первые выстрелы. «После первых залпов этих евреев охватила тревога. Некоторые из них, рыдая, бросались на землю… В тот момент они, должно быть, догадались, что это стреляют по их оставшимся в городе семьям»{117}.

В сопровождении лейтенанта Бухмана и люксембуржцев из 1-й роты отобранные для работ мужчины прошли несколько километров до грузовой железнодорожной платформы. Там их уже ждали несколько вагонов, включая один пассажирский. Заключенных отправили на поезде в Люблин, а оттуда Бухман доставил их в лагерь. По словам Бухмана, вместо печально известного концлагеря в Майданеке[11] он привез их в другое место. Евреев там не ждали, сказал он, но администрация лагеря охотно согласилась их принять. В тот же день Бухман и его подчиненные вернулись в Билгорай{118}.

Тем временем гауптвахмистр Каммер с первоначально набранной командой стрелков из 1-й роты направился в лес, находившийся в нескольких километрах от Юзефува. Грузовики остановились на грунтовой дороге, шедшей вдоль опушки. В этом месте в глубь леса уходила тропа. Люди слезли с грузовиков и стали ждать.

Когда прибыл грузовик с первой группой евреев (примерно 35–40 человек), вперед вышло столько же полицейских. Каждый из них встал напротив своей жертвы, лицом к лицу. Потом, следуя за Каммером, полицейские и евреи двинулись по лесной тропинке. Они свернули с нее там, где указал капитан Волауф, который до этого весь день занимался поиском подходящих для расстрелов мест. Затем Каммер приказал евреям лечь на землю в ряд. Сзади к ним подошли полицейские. Приставив, как их учили, штыки ближе к затылку, они по команде Каммера одновременно выстрелили.

В это время на опушку леса прибыли другие полицейские 1-й роты, которым предстояло составить вторую расстрельную команду. Когда первая команда вышла из леса к месту выгрузки, вторая тем же путем повела своих жертв в лес. На этот раз выбранное Волауфом место находилось дальше по тропе, чтобы следующая группа обреченных не видела трупы расстрелянных до них. Евреев снова заставили лечь в ряд лицом вниз, и процедура расстрела повторилась в точности.

«Хождение» двух расстрельных команд в лес и из леса продолжалось весь день до темноты. Перерыв был сделан только на обед. После обеда кто-то «организовал» подвоз алкоголя для стрелков. К концу дня полицейские совершенно потеряли счет убитым. По выражению одного из них, так или иначе это было «огромное количество»{119}.

Когда рано утром Трапп делал свое предложение, о подлинной сути акции только-только объявили и времени на то, чтобы обдумать ответ, было очень мало. Буквально десяток полицейских воспользовались этой неожиданной возможностью, вышли вперед, сдали винтовки и, таким образом, легально избавили себя от участия в последующих убийствах. Возможно, многие просто не успели в полной мере осознать реальность того, что им предстоит – в частности, что их самих могут назначить в расстрельную команду. Но когда бойцов 1-й роты собрали на рыночной площади, проинструктировали относительно «правильного» выстрела в затылок и отправили в лес убивать, некоторые из них попытались воспользоваться упущенной возможностью. Один полицейский обратился к гауптвахмистру Каммеру, которого хорошо знал. Он честно признался, что полученное задание ему «отвратительно», и попросил поручить ему что-нибудь другое. Каммер пошел ему навстречу, приказав дежурить на опушке леса, где тот и провел весь день{120}. Еще несколько полицейских из числа хороших знакомых Каммера получили задание охранять дорогу, по которой двигались грузовики{121}. Спустя какое-то время после начала расстрелов к Каммеру обратилась другая группа полицейских, заявивших, что они так больше не могут. Он отпустил их из расстрельной команды, переведя в команду сопровождения грузовиков{122}. Двое полицейских совершили большую ошибку, обратившись вместо Каммера к капитану (и гауптштурмфюреру СС) Волауфу. Они сказали, что у них самих есть дети, поэтому они не могут дальше участвовать в расстрелах. Волауф резко отказал им, намекнув, что они могут лечь рядом с жертвами. Но во время обеденного перерыва Каммер освободил от расстрельных обязанностей не только этих двоих, но и еще нескольких полицейских старшего возраста. Их отослали обратно на рыночную площадь в сопровождении унтер-офицера, который доложил обо всем Траппу. Трапп отстранил их от дальнейшего участия в операции и разрешил раньше срока вернуться в казармы в Билгорай{123}.

Некоторые полицейские, не пытаясь отпроситься, искали другие способы уклониться. Унтер-офицерам, вооруженным автоматами, пришлось поручить так называемые «выстрелы милосердия», «потому что из-за волнения, а также намеренно [выделено мною. – К. Б.]» отдельные полицейские «стреляли мимо»{124}. Другие попытались уклониться еще раньше. Во время операции по зачистке некоторые бойцы 1-й роты спрятались в саду у католического священника и сидели там до тех пор, пока не испугались, что их отсутствие могут заметить. Вернувшись на рыночную площадь, они запрыгнули в грузовик, который отправлялся за евреями в соседнюю деревню. Так они надеялись объяснить свое отсутствие во время расстрелов{125}. Некоторые, не желая участвовать в облаве, просто околачивались на рынке{126}. Другие же, наоборот, старались максимально затянуть обыски домов, лишь бы не присутствовать на рыночной площади, где, как они опасались, их могут назначить в расстрельную команду{127}. Водитель, которому поручили отвозить евреев в лес, сделал только один выезд, после чего попросил освободить его от этого задания. «Вероятно, у него были слишком слабые нервы, чтобы и дальше возить евреев на расстрел» – так сказал другой шофер, который принял его грузовик, а вместе с ним и обязанность транспортировать жертв к месту их гибели{128}.

После того как полицейские из 1-й роты отправились в лес, 2-я рота осталась, чтобы завершить облаву и посадить евреев в грузовики. Когда из леса послышался первый залп, по рыночной площади пронесся ужасный вопль – люди поняли, какая участь им уготована{129}. Однако затем воцарилось безмолвие. По словам наблюдавших за этим немцев, жертвы проявили «невероятное» и «потрясающее» самообладание