Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

ней остались две ночи и два дня!.. Никто из полковых дам не пришел и не сказал нам ласкового слова… Мы, трое детей, были около ее тела… А когда ее вынесли в церковь – туда пришли жены наших фельдфебелей. Никто, кроме них, не пришел на отпевание мамы!.. Почему к нам такое враждебное отношение?.. Да еще тогда, когда наш отец был тяжело ранен и находился далеко от нас… А в гимназии что мы слышали, кроме «Поповны! Поповны!»?! У нас нет друзей! Я не могу дождаться, когда уеду отсюда! Поедем к твоим… Будем там работать! – сказала Вера. – Когда я слышу, как плачут и жалуются дамы, что у них отняли денщиков и их эгоистические удобства, мне нисколько не жаль никого!..

– Вера, остановись! Я всю жизнь прожил здесь и пожаловаться ни на кого не могу. Ко мне всегда все относились хорошо! Покойная мама сама ни с кем не хотела дружить и всю жизнь прожила затворницей. Но я не знал, что к вам в гимназии относились плохо. Учились вы все хорошо и кончили хорошо! – закончил отец Павел. Но видно было, что новое черное облачко набежало на его душу…

– Да, да! Тебе жилось хорошо. Тебя любили, но нам нет здесь счастья… Мы только поповны! И не имеем права на счастье… – сказала Вера, заплакала и вышла из-за стола.

Отец Павел совсем растерялся и спросил:

– Люба, скажи мне правду, кто-нибудь вас обидел? Почему вы никогда мне ничего не говорили? Я ведь думал, что в доме все благополучно. Мать с вами жила и знала близко все ваши радости и горести, а я работал, что мог – всё отдавал семье… И только и хотел, чтобы вам было хорошо. Правда, последние три года был на фронте, а мать все болела. Последний год даже не вставала уже с постели…

– Папа, мы жили в крепости все эти годы с тех пор, как ты уехал на фронт. Кругом нас и рядом с нами жили семьи офицеров нашего полка и другие. Никто никогда к нам не заходил!.. Устраивали вечеринки приезжающим с фронта офицерам, но нас никогда не приглашали на них! Точно мы и не барышни…

В это время в передней раздался звонок. Люба ушла открывать дверь, а мы остались с отцом Павлом одни.

– Я думаю, что у Веры это личная обида. Она думает, что существует какое-то общее недоброжелательство к ней. Про свою семью всегда узнаешь последним! Я всю жизнь работал для семьи. Я только хотел, чтобы мои дети жили так же, как и другие полковые дети. Чтобы у них не было зависти к другим. Учили их так же, как и офицеры учили своих детей. Все они окончили гимназию. Знают музыку. Хотел дать им высшее образование, но времена изменились… Теперь сами вот захотели идти на зубоврачебные курсы, и учатся очень хорошо.

Пришли в столовую обе девушки.

– Папа, Тина Дмитриевна, простите! Я, кажется, наговорила много лишнего. Все уладится… Мы с Любой кончим курсы. Все уедем в Полтаву…

– Верочка! Да мы там будем больше чужие, чем здесь. Я уехал из Полтавы совсем мальчишкой и никогда там больше не был. Я всех забыл, и все меня там забыли. Кончайте учение! Там видно будет. Приедут мальчики, и сообща решим, как и где жить лучше… Я знаю только, что они любят Кавказ и едва ли поедут в неизвестную им Полтаву!..

Попрощалась и ушла от них в тяжелом настроении. Бедные девочки! Не глупые, не дурнушки, а вот в любви нет им счастья!

Решила ехать в Баку и все уже уложила. Пошла попрощаться к К-вым и застала у них кое-кого из кабардинцев.

– Ничего живем!.. Вот, за неимением ничего другого, играем в карты…

– А вы, воинственная дама, не собираетесь ли ехать в Добровольческую армию? – спросил меня полковник Флоров, который играл в карты с своими двумя зятьями и с доктором К-вым.

– Не знаю! Страшно! Там, говорят, сестры милосердия ходят в солдатских сапогах, а спят под телегой, в которой лежат раненые, тут же и перевязывают в телеге. И чуть ли даже не делают операции раненым. Трудно выносить такую жизнь женщине!..

– Какая же вы сестра милосердия после этого!.. Вам подавай госпиталь, оборудованный всеми удобствами?.. Вы вот попробуйте походить по полю в солдатских сапогах каждый день по несколько верст… Вот это сестра! Это будет заслуга!.. – сказал зять полковника Флорова, у которого на плечах были новенькие полковничьи погоны…

– Я не уверена, что Добровольческая армия очень нуждается в сестрах милосердия, а в солдатах и офицерах нужда там большая!.. Отсюда уехали уже кое-кто из офицеров…

– Что же! Чем шляться по Головинскому, да еще рисковать, что грузинское правительство может и засадить в тюрьму?..

– А вам разве не страшно оставаться здесь? – спросила я, не обращаясь ни к кому особенно.

– Что же нам делать? Все равно ехать некуда!.. Будем пока жить здесь, в Тифлисе.

– Самое разумное – это не трогаться с места! – заявила г-жа Флорова. – У добровольцев нет даже тыла, чтобы жить спокойно…

– Господа, чай готов! Пожалуйте в столовую! – сказала хозяйка. На столе в столовой все как следует в «буржуйской» семье: белый хлеб, нарезанная ветчина, колбасы, сыр, американские консервы и сгущенное молоко. Хозяйка дома, глядя на накрытый стол, сказала: – У нас много разных консервов. У нас бывают американцы. Да и Михайловы присылают тоже… Сам Михайлов устроился в каком-то учреждении у американцев и получает консервов сколько хочет. Да у вас самой, наверное, полно иностранных знакомых? И они, конечно, натащили вам всякой всячины!..

– Нет, у меня нет ни одного знакомого американца.

– Неужели? Не может быть! У всех они есть! И даже по несколько человек разных чинов! Этим только и живут многие… Немедленно заведите! Вы молодая интересная вдова и сидите одна!.. Жаль, что сегодня никто не пришел к нам, сейчас же познакомила бы вас!.. Многие выходят за них замуж и уезжают в Америку, а вы теряете зря время! Ведь они скоро уезжают с Кавказа. А из Баку уже выехали все.

– Боюсь, что не подойду к иностранцам! Я слишком русская!.. Моя родина – Жигулевские горы, Волга, Кама, с кострами на берегу, с ухой в котелке. И над всем этим – русская песня. То грустная до слез, то полная радости и жизни, когда и мертвый пойдет плясать… А эти дремучие сосновые леса, куда я с малых лет ходила за грибами, за брусникой!.. В какой еще стране есть такие леса с брусникой, с рыжиками, кроме