Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Вот! Обокрали самого прокурора! – сказал он. – Продал я кое-какое барахло и собирался идти домой. Полез в карман, а там ни копейки нет!.. Всё жулики вытащили, и теперь не на что купить даже хлеба!

Недолго длилось благополучие и моих знакомых. Грузинское правительство стало преследовать спекулировавших валютой, и мои знакомые были арестованы. Их выпустили с тем, чтобы они немедленно выехали из города. Они решили ехать в Добровольческую армию. Один в дороге заболел тифом и, доехав до Пятигорска, умер. Другой был убит в Пятигорске большевиками.

Получила письмо от Нины: «…Папу выпустили из тюрьмы за две тысячи рублей залога. Но он в тюрьме обжился; обзавелся хозяйством и совсем не стремился выходить из нее… Скоро должен приехать Алексей. Яша все еще живет у меня. От Мани нет писем. Жить становится с каждым днем все труднее…»

Решила сходить к отцу Павлу. Давно уже у них не была; а девочки всякий раз так рады меня видеть… Встречают, точно родную. Да и мне с ними приятно болтать о старом счастливом времени. Когда мы с мужем приехали в Кабардинский полк, эти девочки были совсем маленькие: Вере, я думаю, было не больше двенадцати или тринадцати, а Любе, вероятно, лет десять. Но и мне тоже не очень много было – всего девятнадцать… Но Вера была опытнее и практичнее меня. Каждый день прибегала ко мне и учила варить «малороссийский борщ». Мы жили в одном флигеле, как и полагается (врач и священник). Через год Кабардинский полк ушел в Карс, а в Александрополь перевели Дербентский полк. Отец Павел остался в Александрополе, он преподавал в местном реальном училище и в женской гимназии. Первое время отец Павел приезжал в Карс повидаться с друзьями. Его все очень любили в полку. Но время брало свое. И наш «батя» все реже и реже приезжал. Потом мы уехали из Карса. За эти годы дети его выросли: два сына тогда уже были в кадетском корпусе, а теперь оба офицеры. Вера и Люба на зубоврачебных курсах. Есть еще самый младший мальчик, Митя, учится в гимназии. Сама попадья умерла от разрыва сердца, когда получила телеграмму, что отец Смирнов тяжело ранен… Семья отца Павла все время жила в Алексапдрополе до самого прихода туда турок. За свое тяжелое ранение отец Смирнов получил Георгиевский офицерский крест. А когда поправился, то был назначен настоятелем военного Тифлисского собора.

– Сколь высоко вознесла меня эта отпиленная двухвершковая косточка в моей ноге! – шутил он, щуря маленькие черненькие хохлацкие глазки. – Я и не мечтал никогда о такой милости, и заслуга-то моя не больше ведь, чем других русских солдат! А я считаю себя таким же солдатом, как и все!..

Ну, вот, прихожу я к Смирновым. Они жили недалеко от меня и занимали очень хорошую квартиру (по случаю). Поднялась по широкой мраморной лестнице и позвонила. Долго не открывали. Я уже собралась уходить, когда услышала звон цепочки, и дверь открылась.

– Заходите, заходите, Тина Дмитриевна! Я не хотела открывать. У нас больной в квартире. Но вы сами сестра милосердия и ничего не боитесь, – сказала Вера и повела меня в комнаты. – Несколько дней тому назад кто-то позвонил, – стала рассказывать Вера, – я тоже не хотела открывать, но вдруг подумала: а если это звонит Володя или Сережа! И побежала. Открываю дверь и вижу оборванца!.. В грязной солдатской гимнастерке, в рваных сапогах, на голове шапка. Вид бандита! Я захлопнула дверь… Снова раздался звонок. Прибежала Люба. Я ей сказала, что у дверей стоит разбойник. А она: «Что ты, Вера! А вдруг это от Володи!! Или от Сережи – прислан солдат с письмом! Теперь все похожи на бандитов… Открой! Посмотрим! На двоих сразу не нападет!» Я открыла дверь… Бандита уже не было. Ушел. Мы слышали, как он тяжело стучал ногами, спускаясь по лестнице. Люба кубарем скатилась за бандитом. Я за Любой! Догнали его… «Кто вы? Что вам нужно? Почему вы приходили к нам?» – спросили мы. И только теперь я заметила, какой он несчастный! Совсем еще молодой. Бледный, худой, а глаза горят, тяжело дышет, весь какой-то взлохмаченный… Что-то говорит, но понять нельзя. Дрожащими руками стал шарить в кармане (я подумала, что ищет револьвер или нож), потом сел на ступеньку и с трудом вытащил грязную смятую бумажку и протянул ее мне. Я расправила ее и сразу узнала почерк Володи. Читаю, а буквы прыгают в глазах… «Люба! Да это от Володи! Но я понять не могу, что он пишет? На, прочти!» – «Володя просит оказать всяческую помощь подателю этой записки!..» Ну, мы его подняли и повели наверх, в квартиру. Уложили в папином кабинете на тахту. А у него жар! И он ничего не может сказать. Только бормочет… Пришел папа. Мы все ему рассказали. Папа позвал доктора, который его осмотрел и сказал: «Сыпняк». Мы его хотели сейчас же отправить в госпиталь. Но папа сказал: «Раз его Володя прислал к нам, значит, он его боевой товарищ! Если мы его отошлем в госпиталь, он наверняка там умрет, и это огорчит Володю». – «Папа, оставьте его у нас! Я буду за ним ухаживать», – сказала Люба. И вот этот не известный никому молодой человек лежит весь в жару, бормочет что-то, а мы не понимаем его и даже не знаем его имени… Но Люба день и ночь около него! Только папа ее сменяет, чтобы она поспала… А я и не подхожу к нему. Если умрет, так мы даже не знаем, кто он. Если бы мы его не догнали тогда на лестнице, он бы упал на улице и его подобрали бы как «неизвестного» и отвезли бы в госпиталь… Люба сейчас спит.

– Вера, если вам трудно будет с ним возиться – позовите меня. Я заменю вас около него…

Я ушла, а вскоре поступила на дактилографные курсы, и все время у меня уходило на поездки туда и обратно. Да три часа в день я стучала на всевозможных системах машинок… Совсем и забыла про Смирновых и их больного. Эти курсы работы на пишущих машинках открыл инженер Крижановский с женой. Она заведовала учащимися, которых было человек 10–12, учила нас разбирать и чистить машинки и давала все нужные указания по обучению. Мне эта работа очень понравилась. Я аккуратно приезжала и все положенное время стучала по клавишам машинки. Через четыре недели нам выдали свидетельства об успешном окончании курса. Нас научили быстро печатать всеми пальцами. Потом мы должны были научиться