Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

Солдат чуть-чуть скосил глаза в мою сторону и усмехнулся. Он был так же грязен, как и женщина с метлой. Солдатская суконная рубаха была не застегнута, без пояса, вся в жирных пятнах. Штаны от грязи и жира лоснились. Сапоги рыжие, потрепанные. Волосы на голове торчали грязными пучками во все стороны…

Когда я сказала моим хозяйкам, что я хочу идти ухаживать за тифозными больными, они пришли в полный ужас:

– Нет! Если вы решились, то прежде найдите себе другую комнату.

А где найдешь хорошую комнату, когда город переполнен?! Пришлось отказаться от этого намерения.

Все бегают по городу озабоченные и что-то устраивают. Открылось много комиссионных магазинов. Группа офицеров открыла ларек на моей улице и торгуют печеным хлебом. Но стоит им только увидеть молодую даму или барышню, как они моментально убегают в подъезд. Этот ларек был в палисаднике перед шикарным особняком, в котором и жили «новые коммерсанты». Но просуществовал он недолго. Как-то я хотела купить немного хлеба (он был уж очень дорог). Подхожу к ларьку, а там старая не то нянька, не то экономка собирает все в узел и уносит в подъезд.

– Разве сегодня нет хлеба? А я хотела купить немного…

Старуха повернулась ко мне и сказала:

– Закрыли лавочку! Больше не будут торговать. Молодые князья стесняются, старый-то барин простудился, а мне теперь не управиться! Одна я осталась в доме; а он вон ведь какой! В два этажа… Время надо его убрать, а хлеб ведь я сама пекла! Молодые-то князья хотели продавать сами, да стесняются. Лучше, говорят, мы голодать будем, но резать хлеб, развешивать по фунтам, получать деньги, давать сдачи… Нет! Довольно с нас этого!..

Еще двое моих знакомых офицеров открыли починочную сапожную мастерскую… И зарабатывали довольно себе на жизнь. Но тоже стеснялись своего ремесла. Встретила я на Головинском одного из них и спросила:

– Как поживаете, что делаете?

– Служу в английской армии. Но у них странные порядки… Их офицеры должны все сами делать… Вот видите, какие у меня руки? – он показал черные, обломанные ногти. – Это я сам чинил автомобиль!..

Встретила знакомую. У нее убит муж еще в начале войны. Я ее совсем и не узнала: бледная, сморщенная старуха… Одета в какое-то старье. Спросила ее, как она живет?..

– Да вот ходила искать работу… Мне сказали, что открывается офицерская прачечная. Да меня не взяли… Спрашивают, могу ли я стирать. А где же мне стирать?! Я от слабости едва на ногах стою. «Гладить, говорю, могу немного!» А им нужно, чтобы очень хорошо уметь гладить, и я бы все им делала… Мне какой-то человек ответил: «У нас не школа, а прачечная. Нам нужны люди здоровые и умеющие…» Он, видно, думал, что я больная. А мне просто нечего есть… Все, что я достаю, я отдаю детям. Самой мне почти ничего не достается. После смерти мужа я получала пенсию. Но теперь, после революции, никто ни копейки не дает. Что можно было продать – все продала. Живу в одной комнате; никакой мебели нет… Спим все на одной кровати. Старший мой мальчик зимой заболел тифом. Потом и девочка… И мы так и спали все вместе все время. Девочка поправилась. А у мальчика осложнение – ноги отнялись… Он и сейчас еще не может ходить. Доктор говорит: «Питайте их лучше»! А где я возьму это питание? Как только вхожу в дом, оба плачут и есть просят! А что я им дам?.. У меня нет денег! Мне нечего ни продать, ни заложить!.. А они ждут меня, ждут хоть хлеба кусок… Страшно и домой идти!.. Не могу больше жить!! Брошусь в Куру вместе с детьми…

На днях под вечер в наш двор зашли две молодые женщины. У одной в руках мандолина, у другой – гитара. Они стали играть и петь… Я посмотрела на них. Было видно, что они не поют, а молят о куске хлеба, хоть маленьком… С верхнего этажа им бросили несколько медных монет. Они их подобрали и, не глядя ни на кого, ушли…

Как-то и у меня на душе тревожно! Не знаю, что делать… Пошла к знакомым. Но и у них не очень-то благополучно. Семья большая, денег мало, все страшно дорого…

– Вот только кончатся занятия в гимназии, мальчишек пошлю работать в оранжерею, – сказал хозяин дома, генерал, оказавшийся теперь не у дел. – Всем нужно сейчас учиться какому-нибудь ремеслу. Образование, знания, опыт оказались никому и ни для чего не нужны. Встретил я на днях когда-то блестящего, прославившегося в боях кавалерийского полковника. Идет в рваном пиджаке; в руках – корзинки с цветочными горшками… Увидев меня, он отвернулся и сделал вид, что не узнал. Но я его остановил… Он мне рассказал кое-что о своей жизни сейчас. «Вот, несу цветы на чужие могилы, чтобы украсить их. Занятие почтенное… Странное, конечно, для старого боевого офицера… Но что будешь делать? Есть-то ведь нужно! А у меня еще и семья! Когда революция развалила армию, я вернулся домой. Пожил два-три месяца… Деньги кончились. Я стал искать какую-нибудь работу. Совершенно случайно мне сказали, что есть брошенные оранжереи. Когда-то в них я покупал цветы. В отличном были виде… Пошел узнать. Хозяин – старик. У него два сына ушли на войну. Одного убили, а другой без вести пропал. Сам работать не может. “Возьмите их, – говорит. – Сможете сделать что-нибудь, делайте… Там в них много ценных растений! Не дайте им пропасть. Может быть, сын еще вернется. Будет там работать”. Я взял. Никакой цены не мог обещать ему. Я и сам не знал, что у меня выйдет… Пока едва-едва зарабатываю на самое необходимое. В оранжереях было полное запустение. Большая часть растений погибла без поливки и отопления. И очень трудно мне одному работать. А желающих на такую работу нет. Если кто и приходит, то такую запрашивает цену, что лучше совсем бросить все и сидеть дома». Вот, Тина Дмитриевна, великолепное для вас занятие! – сказал генерал. – Подучитесь и войдете компаньонкой к полковнику!.. Очень хорошее дело!.. Пойдите к нему и скажите, что я вас послал…

– Да как же я пойду предлагать себя в опытные работницы, если я никогда не работала в садоводстве?!

– Какие пустяки!.. Все равно он не найдет никого! И вы для него будете просто находка. А эта работа здоровая! Во всяком случае, лучше, чем