Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

может каждую минуту заболеть и умереть… Вы люди богатые, и, конечно, для вас деньги не играют большой роли… Его мы не можем выпустить под залог меньше, чем в сто тысяч рублей!.. И знайте! Суда может не быть целый год, а то и больше. Выпущенный на поруки ваш отец будет жить нормальной жизнью, на свободе. А в тюрьме он, может, и не выживет.

– Таких денег нет ни у меня, ни у моего отца, – сказала Нина и ушла.

Это подействовало! Скоро ее опять вызвали и цену сбавили… Нина, однако, сначала посоветовалась с адвокатом, который прямо ей сказал, что все это самый откровенный шантаж.

– Конечно, если они захотят, то могут вашего отца просто завтра же расстрелять или повесить. Но проще всего для них выпустить его на свободу! Они давно сделали бы это, если бы не знали, что и у вас, и у вашего отца есть деньги. Они просто-напросто хотят получить с вас взятку под видом залога.

Нина добилась свидания с отцом и все ему рассказала…

– Ни копейки не давай!! Негодяи! Сто тысяч хотят содрать за паршивую проволоку, которой вся-то цена пятьдесят копеек! Буду сидеть здесь хоть сто лет! И ничего они не получат!.. Ты вот лучше привези мне еще бочок копченый! Да луку, а если достанешь, то и чесноку бы хорошо! Вошь не любит его. И от тифа помогает тоже!

Как-то вечером пришли Мартыновы. Доктор рассказывал прямо ужасные вещи…

– Знаете, есть лазареты, где весь персонал болен сыпняком!.. И больные, и персонал лежат беспомощные… Разве случайно кто зайдет и даст пить. Тина Дмитриевна! Оставайтесь здесь и работайте! В любом госпитале или лазарете. Всюду будете спасительницей!.. Я сам работаю в лазарете, и у меня на руках больше трехсот больных. А помощников – три сестры да пять санитаров!.. И это еще хорошо! У других врачей и совсем нет сестер!.. В каждом доме есть тифозные… У кого есть деньги, те, если найдут, нанимают сестру милосердия и платят ей хорошие деньги. Конечно, к черту тифозных больных! Если вы не переболели сами тифом, то через две недели все равно заболеете!.. И чего вам этот Тифлис дался? Зазнобу завели, что ли?.. Так бросьте тифлисского! Здесь своих сколько угодно! И не уезжайте отсюда!.. Скучно жить… До отчаяния скучно…

– Что вы, Сашенька?! О чем скучать? Времена-то какие веселые! Куда ни посмотришь… всюду радость, всюду смех! – сказала Нина.

Доктор Мартынов сидел между мной и Ниной и обеих нас обнимал за талии… Против нас сидела Катюша и новый квартирант Мартыновых, которого доктор привез с Персидского фронта, – офицер, блондин с голубыми глазами и с очень мягким грудным голосом. Катюша украдкой бросала на него взгляды, когда он не смотрел на нее. Сашенька ничего не замечал. Сел на пол у моих ног и просил: – Пойте, Тиночка! Скучно жить…

Только что прошла гроза; едва миновала опасность… И люди опять живут сегодняшним днем, данной минутой… Последние две недели мы часто бывали друг у друга – то Мартыновы у нас, то мы у них. Как только соберемся, сейчас же выпивка, пение. Лишь бы забыться хоть ненадолго. Настоящей жизни нет ни у кого…

О Добровольческой армии стеснялись и избегали говорить… Из всей компании только один Иван Иванович больше всех говорил и всегда беспокоился о чем-то… Этот армянин – русский патриот – собирал деньги и вещи и с риском для собственной жизни пересылал все на лодке по морю в Петровск для Добровольческой армии. Теперь и он стал осторожен, и к русским больше не приставал с просьбами. А давно ли чуть не со слезами говорил, что жить можно только с русскими?! Тогда от него все только отмахивались: «Ну его! Надоело!» – и старались как можно скорее отдохнуть за выпивкой…

Татары и армяне до сих пор сводят счеты между собой. Каждый день перестрелка, и есть убитые с той и с другой стороны…

Пришла знакомая барышня. Она смахивает больше на молодого парня – курит, стриженая! Юбка чуть ли не выше колен, страстно любит целоваться с женщинами и говорить только о коммунистах!

– Нужно немедленно всем русским записаться в коммунистическую партию и помочь им занять город. Только с коммунистами мы, русские, и можем жить здесь! Иначе татары захватят все, и русских выгонят с Кавказа. – Но ее тоже никто не слушал серьезно и никто не записывался в коммунистическую партию.

Яша хвастался, что собрал коллекцию монет, браслетов и нательных крестов… Монеты служили убитым армянским женщинам украшением (головным), а кресты, может, тоже с убитых?..

Все готово! Собираюсь уезжать обратно в Тифлис. Деньги перевела; книги отправила. Только билет никак не могу достать. На какой поезд ни спрошу, один ответ – нету, все проданы… Спасибо, выручила квартирантка; она служит кассиршей на городской станции и купила для меня билет второго класса. Поезд переполнен до отказа. В купе, где я сижу, нас двенадцать человек. Сидим, плотно прижавшись друг к другу. О сне и думать нечего. Верхние полки завалены вещами. Коридор набит так, что к уборной и не подойдешь. Ночью все дремлют, стукаясь головами о стенку и друг о друга. Утром на какой-то станции вошли в вагон татары с узлами и мешками… Стало еще тесней. Они, не обращая внимания на протесты публики в коридоре, шли, расталкивая всех мешками и узлами, которые были у них на плечах и в руках. Некоторые из них заглянули в наше купе, вошли и, не говоря ни слова, сели прямо на пол, подложив под себя узлы и мешки. Один татарин сел прямо на мои ноги… Пассажиры стали протестовать и звать кондуктора. Пришел кондуктор:

– Нельзя сидеть здесь! Это второй класс. Иди в третий класс! – Но те и ухом не повели. Просто не обращают никакого внимания ни на протесты пассажиров, ни на кондуктора.

– Выходите, выходите отсюда! В другом вагоне есть места! А это второй класс! – протестовала сидевшая против меня женщина, отодвигаясь вглубь дивана.

– Иок! Моя сиди издез! Твоя нет, Николай! Твоя кончал, Николай! Моя издез сидишь! – сказал сидевший у моих ног татарин и злобно посмотрел на женщину…

Мне некуда было отодвинуться. Он прижал мои колени. Я пробовала высвободить их, но татарин упорно не замечал мой молчаливый протест и продолжал сидеть. На нем была рваная солдатская гимнастерка, а под ней грязная ситцевая рубаха с расстегнутым воротом. От всех них шел отвратительный запах дыма, бараньего сала, пота и грязи. И вдруг я заметила, как из-за его воротника