Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Есть здесь армянин? – услышала я вопрос и увидела совершенно зверское лицо, смотревшее на меня и на мои руки, в которых все еще были куски мыла.

– Говори правду, есть тут армянин?

Но зловещую тишину нарушили все пассажиры вагона сразу:

– Нет! Нету ни одного!..

Татарин стал открывать стоявшие на полках корзинки. В первой же нашел револьвер; он сунул его себе за пазуху и продолжал делать обыск. Они обменялись несколькими словами и вышли из вагона. Наступила подавляющая тишина… Никто не произнес ни одного слова. Через несколько минут мой сосед молча толкнул меня в бок и головой показал на окно. Я увидела там троих вооруженных солдат-татар, которые только что вышли из нашего вагона; они вели троих мужчин. Двое шли молча, а третий все поворачивался и что-то говорил татарам. Те только подталкивали несчастного в спину… Как только эта группа зашла за бугор, раздались несколько выстрелов… Через несколько минут татары вернулись в наш вагон. Они еще раз осмотрели и на ходу спрыгнули с поезда… Поезд стал прибавлять ход и через полчаса подошел к станции Елизаветполь. Только после того, как татары спрыгнули с поезда, армянин выполз из-под скамейки.

– Ты, брат, счастливый! Остался жив! А вон троих убили, – сказал мой сосед. Армянин молчал… Я ему сунула в руки его три куска мыла. Он не обратил на них никакого внимания. Все стоял молча, глядя в пол…

– Куда ты едешь? Ведь убьют тебя! – сказал сосед.

– Семья живет в Елизаветполе. Я не имею от них известий. Не знаю, живы ли они? – Вдруг он повернулся к полке и заглянул в корзинку, из которой татары взяли револьвер. – Взяли! – почти простонал он…

– А ты лучше скажи спасибо, что пистолет взяли, а не тебя. Хуже было бы тогда…

Поезд замедлил ход и остановился. Кто-то на платформе закричал:

– Поезд дальше не пойдет! Выходите все! – Наступили уже сумерки, когда мы вышли на вокзал и, как запуганное стадо, все вместе сели в самый дальний угол зала.

– Поезд на Баку пойдет завтра в десять часов! – объявил какой-то оборванец. Все стали спрашивать друг друга, кто едет в Баку. Таких нас оказалось человек двадцать.

– Вы видели, господа, как убивают беззащитных людей? – спрашивал фармацевт из Караклиса, ехавший с беременной женой и с белым петухом, которого он не хотел оставить в Караклисе потому, что петух был ручной. И другие, все еще взволнованные пережитым, стали делиться впечатлениями.

– Какая жуткая стала жизнь! Хватают людей и ведут убивать без суда и следствия… Никто не может заступиться. Свобода для насильников и убийц… Для мирных людей нет защиты. Нет права даже на жизнь, – сказал старик.

Все продолжали говорить о виденном в вагоне, взволнованные и подавленные чувством своего бессилия… И вдруг, точно в ответ на эти разговоры, в зал вокзала вошла новая группа вооруженных татар под предводительством человека с наганом в руке и с двумя револьверами в кобурах на поясе. Эта новая шайка шла прямо на нас. Когда они подошли, предводитель, помахивая наганом, спросил:

– Кто из вас распространяет ложные и злостные слухи, что в поезде было убито несколько армян?!

Наступила гробовая тишина… Я не смотрела на убийц. Слишком было жутко. Их лица были страшнее смерти… Их глаза, острые, как сталь, были холодны, как лед… Я посмотрела на моих спутников и видела, как живые люди становились живыми покойниками. Глаза стали мертво-печальные; губы побелели; по лицу пробегали какие-то тени; пальцы что-то как будто искали…

– Кто говорил? – снова спросил начальник.

И вдруг из-за наших спин раздался голос:

– Вот он! – Мы все оглянулись и увидели, что за диваном, на котором мы сидели, стоял молодой армянин и показывал пальцем на фармацевта… В углу за диваном сидела молодая чета, на которую мы не обратили внимания… Эта новобрачная пара ехала в Тифлис, предварительно, конечно, заручившись гарантией татарского правительства, что они доедут до Тифлиса благополучно. И вдруг слышат, что несколько человек были сняты с поезда и тут же, на глазах у пассажиров, убиты. Услышав наш разговор об этом, армянин пошел к коменданту и привел с собой эту банду.

Татарин-комендант тыкал нагайкой чуть ли не в самый нос фармацевту и говорил:

– Татары и армяне теперь «брат, брат», – и при этом тер палец одной руки о палец другой, наглядно этим показывая, какие они теперь братья. – Вот какой мы «брат»!! – Но армянин не мог так легко поверить. В душе его оставались сомнения и страх за себя и за свою молодую жену.

– Я не могу ехать с женой без «гарантии»! – сказал он коменданту.

– Послушайте! Почему вы должны верить им, а не мне, – показал он[57] на нас своим хлыстом и вдруг свирепо зарычал: – Я вас прикажу сейчас же всех повесить вот тут, на вокзальной площади!..

Молчавшие до сих пор пассажиры вдруг заговорили все сразу:

– Нет! Это правда! Мы все видели, как вывели из вагона троих и сейчас же расстреляли их. – Наступило тяжелое молчание…

– Хорошо, я расследую это заявление… Если оно окажется ложью, то повешу всех без всяких разговоров!..

Комендант ушел. Жене фармацевта стало дурно. Потом начались схватки, и несчастный муж метался по комнате и не знал, что делать. Только белый петух спокойно сидел в своей плетеной клетке-корзинке и дремал… Впоследствии, встретив еще раз фармацевта, я узнала, что петух вез в зобу их бриллианты.

– Что же мне делать?! – обращался ко всем нам фармацевт. – Пускай меня повесят, но она не виновата!!.. Не может же она разрешиться здесь, вот тут на диване, при всех!..

– Пойдите к этому коменданту и попросите, чтобы ее отправили в больницу, – советовали пассажиры. Он пошел. Но двери оказались запертыми. Пошел к другим, которые выходили на вокзальную площадь, но и они были заперты. Таким образом, мы оказались арестованными… Фармацевт вернулся к дивану и сел на пол около жены. Оба они еще были молодые. Ребенок, который должен был родиться, был их первый ребенок. Он стал рассказывать, как хорошо им жилось в Караклисе, где он имел аптеку. Но они боялись родов и поэтому поехали в Баку, где у него жил брат и где есть врачи. Он просидел всю ночь, прислушиваясь к малейшему движению жены… Но она лежала, не шевелясь и не жалуясь на боли…

Татары ночью не вернулись нас вешать… Жена фармацевта проспала всю ночь и не родила. Когда рассвело, открылась дверь в зал, вошли четверо вооруженных татар и