250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

победоносного наступления нашей армии, начинается паника и крайняя озлобленность против германцев. Вывоз последними продовольствия из Турции страшно поднял цены на продукты, и бедное население уже голодает. Ввиду недостатка припасов в Константинополе парусники, идущие из Констанцы и Балчика, везут теперь исключительно муку, вместо прежнего груза – керосина и бензина, причем фрахта подымаются до небывалых размеров. Осведомленные и заслуживающие доверия лица утверждают, что Турция накануне резолюции и возмущения против немцев, которые вспыхнут неминуемо при развитии нашего наступления на Диарбекир, особенно если одновременно будут нанесены несколько ударов по побережью Анатолии с высадкой и занятием Трапезонда и других крупнейших портов Анатолии и угольного района. Исходя из психологии турок осведомители считают особенно важным быстроту действий и расширение сферы наступления в Анатолии высадками, что должно вызвать в стране окончательную панику и сознание невозможности продолжения войны, по мнению всех агентов“. К изложенному, по приказанию начальника штаба Верховного, сообщаю, что, по возвращении его величества в Ставку, будет испрошено соизволение отправить в состав кавалерии 1-ю и 2-ю пластунские бригады».

► Клембовский телеграфировал начальнику штаба: «Показанные на 3-верстной карте мост у Измаила и дорога между Измаилом и Тульчей в настоящее время не существуют. Личная рекогносцировка генерала Величко выяснила, что лучшим пунктом, пригодным для устройства мостовой переправы через Дунай, как по ширине единственного рукава Дуная, так и топографическим свойствам долины реки, является на нашем берегу Ферапонтьевский монастырь и дер. Картал, а на румынском – окрестности Исачки».

Значит, и на Юго-Западном фронте предстоит новое наступление…

► Сегодня шифрованной телеграммой начальник штаба сообщил Куропаткину, что главнокомандующий Западным фронтом уведомил его, что сосредоточение войск фронта, предназначенных для удара, закончено и корпуса резервов подойдут к исходным пунктам 4 марта; что до 10 марта необходимо на Западном фронте отбросить противника, хотя бы до линии ближайших озер, овладеть выходами из болотистых пространств и проходами между озерами; что войска, собранные для главного удара, в случае начавшейся ростепели, будут поставлены в критическое положение, имея в тылу болота; что Северному фронту до того же числа необходимо овладеть более выгодными позициями; что если до 10 марта мы не выполним намеченного, то предположенную операцию нужно будет отложить до весны и просыхания дороги и выполнить ее по иному плану. Начальник штаба просил сообщить: к какому числу армии Северного фронта могут изготовиться к началу операции, соответственно общему плану, принятому на совещании 11 февраля, и на кого будет возложено управление частными атаками, какое назначение получит конница и целесообразно ли столь далеко от боевых линий сосредоточивать подвозимые в рижский район войска; при этом Алексеев обращает внимание, что с нашей стороны вообще будет решительный удар и частный удар на Митаву – Бауск и что войска Западного фронта приурочены к очень определенному плану, который нужно выполнить.

Другая его телеграмма Куропаткину гласила о том, что «некоторые признаки и сведения французского театра дают основание предполагать, что операция немцев на Западе примет серьезные размеры; желательно оказать содействие союзникам в наиболее важный период войны и использовать выгодную для нас стратегическую обстановку в смысле соотношения сил; существующее, по-видимому, у немцев убеждение, что мы по местным условиям не можем произвести решительный удар» и пр., – все это, особенно принимая во внимание, что ранее второй половины марта в Рижском заливе не могут получить развития действия противника, если бы он решил произвести таковые, дает основание смотреть на план операции более или менее спокойно и уверенно. «Эти соображения, – закончил начальник штаба, – считаю нужным изложить вам для решения существенного вопроса об использовании наших сил в ближайшее время».

► Прокурору Рижского окружного суда Петру Николаевичу Якоби поручено Поливановым произвести следствие о злоупотреблениях в артиллерийском ведомстве с начала войны на… 2 миллиарда рублей. Поливанов просил Якоби взяться за дело так, чтобы никого не оставить в стороне, для чего Якоби требует высочайшего повеления, без которого в таком случае нельзя обойтись. С ним будут работать и военные следователи.

► По поводу последовавшей 10 февраля реквизиции германских судов в португальских портах португальскому правительству 14 февраля была вручена нота протеста с требованием освобождения германских судов. Португальский посланник в Берлине лишь 20 февраля передал ответную ноту с отклонением этого требования. После этого германскому посланнику в Лиссабоне было предписано объявить португальскому правительству войну. Пожар все ширится.

► Сазонов телеграфировал начальнику штаба: «Для замещения освободившейся должности посланника в Китае государю императору благоугодно было остановить свой выбор на кн. Кудашеве и одновременно всемилостивейше соизволить на назначение директором дипломатической канцелярии при штабе Верховного главнокомандующего камергера Базили, который в первые месяцы войны занимал должность вице-директора означенной канцелярии. Так как Базили уже приходилось в отсутствие князя Кудашева управлять дипломатической канцелярией, причем он всегда заслуживал полное одобрение Верховного главнокомандующего, я надеюсь, что ваше высокопревосходительство не откажете ему в своем доверии».

В начале войны Николай Николаевич получал от князя Кудашева в три дня одну сводку с описанием общего политического положения. Теперь их не делают – начальник штаба сам читает все подлинные материалы, служившие раньше для таких сводок, и не нуждается в подобном запоздалом ознакомлении. Во время операций Кудашев иногда делает ему устный сводный доклад, потому что тогда начальник штаба не успевает прочитывать все необходимое. Вообще же роль дипломатической канцелярии чисто передаточная между штатом и Министерством иностранных дел.

Назначение князя Кудашева из советников венского посольства в нашу дипломатическую канцелярию и отсюда в Китай – обычный ход дипломатической карьеры. Любопытно, что Китай не следует примеру Японии и не заменяет своего у нас посланника послом, а мы сами вообще мало придаем значения этой мелочи. В мирное время наши послы были в Германии, Австрии, Англии, Франции, Италии, Испании, Соединенных Штатах и Японии. Посланник получает 30 000 р. в год, а посол – 75 000, расходы же их почти одинаковы. Но посол – это представитель особы царя, а посланник – правительства. Тон посла другой – он всегда замещает своего монарха; например, в присутствии великого князя посол стоит в посольской церкви на первом месте и первым же прикладывается ко кресту, однако предоставляя эту честь великому князю так, чтобы другие видели, что он сам отказывается от первенства. Послы не могут быть в клубах, где собираются посланники, и наоборот; послы выбирают для себя самый фешенебельный клуб в столице. Приезжая, новый посол уведомляет посланников, что будет принимать их у себя тогда-то.

Кудашев говорит, что, когда его назначили советником японского посольства, через 2 года 2 месяца была объявлена война с Японией; затем, когда его перевели в Вену,