Идеальный капитан - Макс Воронов

Эрик нахмурился непонимающе. Пришлось пояснить:

– Алкоголь.

– Мне? Я и не собирался. Обещал же больше не пить.

– Нет, ну в разумных количествах-то можно. Отметить.

– Я ничего не отмечаю.

– Это похвально.

Блин, что я сказал-то? Вечером голова уставшая, особенно после долгого совещания, вот и вырвалось само собой – хотя что может быть «похвального» в том, что в его жизни нет праздников? Это я буквально живу на работе – тридцать секунд от спальни до кабинета, – а так-то у людей бывает жизнь и вне казармы.

Чтобы хоть как-то прояснить свою странную логику, я добавил:

– Ну, я тоже.

– У вас нет семьи? – Эрик нахмурился.

– Да нет, почему. Есть. Но я как-то…

– Мм… – он кивнул рассеянно, явно занятый какой-то мыслью.

– Ладно, спрашивайте, что хотели.

– Это личное, – помощник качнул головой.

– Ну так и спросите. Я ведь могу не отвечать?

Помявшись, он выпалил:

– А у вас родители родные или приёмные? Извините.

Я даже улыбнулся в ответ на его деликатность – такую непривычную на фоне принятой в армии бесцеремонности.

– Родные.

– То есть они…

– Ага, мутанты, – сказал я совершенно спокойно.

– Мм. А мои вроде были нормальные.

– Мои вообще-то тоже.

– Вы же сказали…

– У меня нормальные родители. Хоть и мутанты.

Когда до Эрика дошло, он аж покраснел. Точнее, в его случае – стал бледно-розовым.

– Извините, я… не это имел в виду.

– Ничего страшного. Так и что? Ваши – обычные люди? Есть предположения, что вызвало мутацию?

– О… Я не знаю. То есть мне так кажется, что они были обычные. Ну, всегда ведь отказываются.

У меня наконец-то щёлкнуло в голове, и все предположения насчёт него, которые до этого посещали меня мимоходом и разрозненно, теперь сложились в общую картину. Действительно, если генномодифицированный ребёнок рождается у обычных людей, то они зачастую тут же в роддоме пишут отказ.

Но это ещё хороший вариант. Сто пятьдесят лет назад, когда всё началось – никто не знает почему, – большинство таких детей убивали. Потом стало помягче: оставляли где придётся, иногда даже не в безлюдном месте, а на пороге церкви или больницы, хотя не факт, что и там бы такого «уродца» взяли. В Данбурге все крупные улицы названы в честь благотворителей, которые объявляли вознаграждение за младенцев «с отклонениями» и устраивали для них специализированные приюты, почти все из которых действуют до сих пор. Впрочем, на самом деле людей, собиравших младенцев-мутантов, было больше, просто многие из них исчезали втихаря вместе с детьми, но тогда это мало кого волновало, главное – что заплатили.

В наше время шанс, что ребёнок окажется генномодифицированным, остался прежним: одиннадцать процентов вероятности у обычных людей, сто – у двух мутантов, и восемьдесят два, если генномодифицированный только один из родителей. При этом следует учитывать, что не все мутанты способны иметь детей и далеко не все мутации совместимы с жизнью, так что засилие «уродов», как пишут в листовках борцов за чистоту человеческого вида, планете не грозит. Хм, как же нам повезло жить в цивилизованное время, когда нас уже официально признали отдельной расой с такими же правами, как у других. Можем стоять с Эриком посреди кабинета и спокойно разговаривать, вместо того чтобы прятаться по катакомбам от радикалов с топорами.

Интересно, что поначалу, когда изобрели генетические карты, они безошибочно показывали наличие мутации, даже на ранних сроках – и люди вздохнули с облегчением, – но потом перестали. Конечно, прессу тут же наполнили истеричные статьи: мол, мутации – вовсе не случайные сбои генетики, это нечто живое, вроде вирусов, и то ли они сами прячутся от уничтожения, то ли их контролирует некто со стороны – гениальный злодей, а то даже сам дьявол… В общем, стандартные броские заголовки.

Однако явление и в самом деле странное: посмотрит врач на результаты обследования, скажет, что всё нормально, а по факту рождается мутант. Вот я, например, первое время выглядел совсем обычным – пока не начали расти крошечные острые зубки. Моя-то маман была счастлива, это как раз её гены, но обычным людям, думаю, зубастый младенец не показался бы милым.

У нас в школе многие выглядели обычно до подросткового возраста, а затем у кого цвет кожи менялся, у кого внутренние органы перестраивались. Но в городе мутантов изначально ясно, что дети генномодифицированные, а если в обычной семье? Конечно, подобные перемены становились неприятным открытием для родителей, которым обещали стандартного ребёнка.

В случае с Эриком, думаю, всё было понятно сразу – с такой-то внешностью. И если от него отказались сразу после рождения, то это почти наверняка значит, что родители были обычными. Мутанты, как правило, детей не бросают, ведь многие ещё помнят времена, когда выживать нам было слишком трудно.

Подумав, я так и не решил, стоит ли высказать сочувствие – может, его это заденет, – поэтому тактично свернул беседу:

– Кхм. Ну ладно, завтра нас ждёт новый марш-бросок по территории стройматериалов, а пока давайте отдыхать.

По итогам этого разговора я окончательно решил, что Эрик – нормальный парень и надо бы мне отказаться от перегибов в общении с ним. После лейтенанта Фрэнка с его неприкосновенностью из-за дяди я теперь сам не заметил, как Эрику слишком закрутил гайки. А ведь если подумать, мы с ним могли бы даже дружить. Просто мне это и не приходило в голову, потому что раньше я никогда не заводил друзей на работе. Вежливая болтовня с парторгом и попойки с Главным, когда он жалуется на жену, – это не дружба, а тоже скорее работа.

Полвечера я об этом думал, и чем дальше, тем больше мне нравилась эта идея. Ведь когда-то давно, в Данбурге, у меня были друзья, и это было классно. А теперь – только дистанция с окружающими «нормальными» людьми, потому что я не желаю им навязываться, да и не особенно доверяю. Но с Эриком я мог бы дружить, он вроде нормальный. Стоит попробовать.

На следующий день я, как пришёл в кабинет, сразу обратился к помощнику на «ты». Он слегка опешил. Когда я попросил его и ко мне обращаться так же – только без свидетелей, конечно, – он опешил ещё больше.

И так с тех пор и пошло. Мне казалось, что дружба у нас вполне налаживалась. Ну, не то чтобы мы болтали на личные темы, пили пиво по выходным и всякое тому подобное, но зато на работе нормально разговаривали и понимали друг друга. Эрик всё-таки мутант, как я. И военный, как