Последняя капля слезы - Габдулла Мухамедгарифович Тукай

рядом с родником,

Не утолить живительной водой!

Восьмнадцать лишь покинула тюрьму,

Просватал кто, и отдали тому.

Мол, слёзы и молчанье – «счастья знак»,

Как не отдаться счастью своему!

Четвёртою женой пришла я в дом,

И собрались мы в доме вчетвером.

(Четвёртою ль ещё? Скорей всего,

Четырнадцатой. Мне ли знать о том.)

Какая мука с чистою душой

Терпеть ревнивый умысел чужой,

Ни ревности не зная, ни любви,

Ласкать его негнущейся рукой!

Приходит ночью пьяный на порог,

Насквозь пропахший с головы до ног,

А важности – ни дать ни взять хаджи[11],

Бежим, собаки словно, в восемь ног.

Хоть пьян, но хочет, чтоб его ждала,

Покорна всем желаниям была,

Всех слаще – унижение моё,

Я преклоняться перед ним должна.

Укладывать – он с бранью площадной

Стремится вон, мотая головой,

Кричит жену другую, показать

Желая, как он недоволен мной.

Проснутся дети от его затей,

Другой бы постыдился хоть детей,

Какой пример для чистых детских душ

Отцом преподаётся с первых дней!

Когда доволен – наступает рай,

Объятья и дары, бери и выбирай,

В другой раз так же угождаешь, но

Не милует рука, не милует – карай.

Когда карает, вчетвером дрожим,

Сердца в огне, свет застилает дым.

Мы – что дрова. Желает – пощадит,

А не захочет – пламенем горим.

Праздник в детстве

Не забывает детство каждый человек,

Пускай с горчинкой эти сладости навек;

Чуть праздник близится, я об одном мечтаю:

Как снова обрести родной ночлег…

Мне не забыть, как падал я в кровать

С одним желаньем: вновь рассвет встречать,

А темнота никак не отступала,

И о заре я мог едва мечтать.

Перед рассветом только засыпал,

Но и во сне о празднике вздыхал,

Будил меня весёлый мамин голос:

«Вставай, сынок, вставай! Гаит[12] настал!»

Мгновенно просыпался; сразу, встав,

Бежал в мечеть ближайшую стремглав,

Там, праздничный намаз прочтя с друзьями,

Домой я возвращался, счастьем прав.

Чуть детство вспомню – слёзы на глазах!

Какой восторг в душе! Какой размах!

Мне душу очищают эти слёзы!

Два солнца освещают путь впотьмах!

Всевышний! В детство вновь меня верни,

Хочу, чтоб было всё, как искони!

Хочу себя почувствовать ребёнком,

Играть, резвиться, как в былые дни!

1908

Песнопение шейха

Награда есть для добрых дел! В одно для нас слились:

Красотка, кура и каймак, конина и кумыс!

Вздор говорят еретики, – не знаем мы тревог,

Прославив пять даров земных, тебя мы славим, Бог:

Пять «К» чудесных ты создал – по вкусу нам пришлись

Красотка, кура и каймак, конина и кумыс!

Не впервые

Есть такие звездочёты: не посмотрят вниз ни разу,

Только звёзды интересны их изысканному глазу.

О материях высоких философствуют упрямо,

А не видят под ногами у себя глубокой ямы!

Впечатление

(По мотивам стихотворения Лермонтова «Молитва»)

В мгновенье жизни роковое, когда горю я на огне,

И горе чёрною тоскою мне застилает свет в окне,

Читаю суру из Корана я быстро-быстро про себя,

И кровоточащая рана не саднит сердце у меня.

И исчезают все сомненья, и, словно чистый жемчуг там,

Святые слёзы просветленья стекают по моим щекам.

Слова горячие имана тогда с моих слетают уст,

С души снимая мусульмана невыносимо тяжкий груз.

Склоняя голову в молитве, я говорю: «Во всех делах,

Во всех запретах справедлив Ты, Аллах акбар, велик Аллах!»

Украденный смысл

Я спросил его однажды: «Как дела твои, поэт?» –

«И не спрашивай, дружище, испытал я столько бед!» –

«Что случилось, мне поведай, горькой правды не таи,

Я хочу узнать скорее, кто обидчики твои?» –

«Гадят братья-стихотворцы, скажем без обиняков.

Для своих писаний мысли из моих крадут стихов.

Так усердствуют, злодеи, что из всех моих поэм

Испарились все идеи, всякий смысл исчез совсем».

От души жалея друга за поруганную честь,

Я решил его творенья для проверки перечесть.

Просмотрел я их прилежно до последнего листа.

Вижу: есть размер и рифмы, но за ними – пустота.

Я воскликнул: «А ведь верно, воры, видно, мастаки:

Не оставили поэту ни одной живой строки!»

Парень и девушка

Парень:

Как мил мне носик твой, твой ковшичек, джаным,

Влюбился, мочи нет, с ума сведён я им.

Твой ротик-ситечко дозволь поцеловать,

Я б жизнью заплатил за эту благодать.

Девушка:

Подобных пакостей и слушать я не стану,

Ишь, гадкий, иль в самом уж нет ни в чём изъяну?

Парень:

Смени на милость гнев, моя Гайниджамал,

Тебя унизить я нисколько не желал.

Ведь всех красавиц ты милей, моя душа,

Но как в семействе жить без сита и ковша?

Тебя ж заполучив, гроша на них не трачу:

Ведь сито я и ковш беру с тобой в придачу.

Пускай смеётся

– Ты зря гуляешь с девушкою той,

Не любит ведь, смеётся над тобой.

– А это,