Я была в твоей шкуре. Долгая дорога в сторону жизни - Татьяна Маркова

угол стола, и слабой рукой что-то рисовала на бумаге. Мне кажется, единственно, кого она всегда ждала, так это нашу арфистку, которая, приходя раз в неделю в отделение, играла эльфийскую музыку на арфе. Элиза слушала внимательно, склонив голову набок, а затем прикрывала глаза. Она была похожа на эльфа. «Элиза очень любит музыку, я часто ставлю ей классику», – сказала как-то её мама.

А потом нас выписали. И мы прощались с детьми. В одной из палат в тот день была Элиза с мамой. Рулон плёнки уже мучительно стоял в углу. Мама безвольно улыбнулась Нине, безвольно пожала мне руку, прошептала вежливые слова. Элиза молчала. Так и простились.

Позже, осенью, в сентябре и октябре, приезжая на химиотерапию два раза в месяц, мы не видели ни девочку, ни её маму.

Приглашение на…

Дневник Ольги

22 ноября 2017 г.

Здесь, в госпитале, как и, наверное, везде, есть традиции.

Они возникают в процессе долгого пребывания детей и их родственников в стенах отделения, ежедневной связи с докторами и медсёстрами.

Когда ребёнка выписывают, в холле собираются все врачи и взрослые. Они становятся в большой круг, а ребёнок в центр этого круга. Врачи говорят напутственные слова, шутят, а потом все аплодируют. Момент не просто радостный, это момент сплочения и победы всех, кто боролся за пациента, но главный победитель – именно он.

С трепетом ждали этого момента для Нины и мы. В день выписки купила торты и шампанское медсёстрам и персоналу. Обычно никто не знает, когда они смогут собраться все вместе хотя бы на пять минут – врачи, которые лечили, делали операции, наркозы, медсёстры, психологи, администраторы. Здесь не дом отдыха, каждый из них на посту. Это всегда неожиданно.

Третьего августа в нашей столовой мы прощались с родителями, с которыми бок о бок провели семь месяцев. И тут весь медперсонал ввалился одним махом. Они окружили Нину и стали аплодировать. А потом говорили много добрых и мудрых напутственных слов, шутили и подтрунивали, вспоминали какие-то смешные моменты. Я и не предполагала, что они помнят какие-то истории про всех нас. Помнят.

Ясен перец, и я, и Нина плакали. Впереди ещё предстояло много приездов сюда для контроля, пункций и капельниц с химией.

Нам расписали следующий этап лечения на полтора года вперёд, но уже в нормальной, обычной человеческой жизни. С сентября Нина могла уже идти в школу, правда, на класс ниже. Кстати, она сильно нервничала в первый школьный день. Накануне отказалась от ужина, а утром даже песчинки в рот не взяла. Только спросила, надев парик и пристально рассматривая себя в зеркале: «Ну, как, похоже вот это всё на мои настоящие волосы или так, фикция?» И тут же добавила: «Ответа не надо». Ехала до школы напряжённая, молчаливая. Наверное, думала, как примет её новый класс, как встретят друзья из старого. Она теперь была другой – и внешне, и внутренне. Из машины вышла уверенно, страхи тщательно держала внутри. Я уже почти отъезжала от остановки у школы, как услышала радостные девчачьи визги, басок ребят и краем глаза заметила, что Нину окружила толпа ребят. Наверное, они спрятались за остановкой, потому что я их там не увидела вначале. Они обнимали её, целовали, что-то возбуждённо говорили, смеялись. Они ждали Нину, они её любили.

Начался новый этап в её и нашей жизни. Более спокойный и мирный, без душевных травм и страданий. Но разве мы можем предугадать, где и когда можно встретить горе? А оно может оказаться совсем рядом, за поворотом, как оказалось в этот ноябрьский день в госпитале.

В отделении было так странно тихо, что слышался скрип собственных кроссовок по линолеуму. На посту ни души. В коридоре тоже, в общем кабинете врачей – никого.

Я предложила Нине подождать у ресепшна, а сама пошла на поиски в Appel Garden.

Дверь с характерным писком открылась по той же карточке. Посередине игровой комнаты в большом кругу стояли люди, обхватив руками плечи друг друга, как в греческом танце сиртаки, и одновременно слегка раскачивались. Они молчали. Я замерла. Это были все наши врачи, медсёстры, санитары, психологи. И родители Элизы. Они были повёрнуты лицом к двери, а значит, ко мне.

Белое лицо бельгийки без эмоций, без чувств, без признаков смысла. Её мужа я увидела впервые. Ростом меньше неё, какой-то щуплый, совершенно посторонний в этом месте.

«Чего это припёрся спустя почти год?» – пришла первая неприятная мысль. Затем вторая: «Зачем они так стоят и раскачиваются?». Эта вторая мысль ещё была более неприятной и неловкой. Я развернулась и вышла, почувствовав себя соглядатаем чужой интимной жизни. В коридоре по-прежнему стояла тишина. Я села рядом с Ниной: «Наверное, совещание у них. Подождём». Но ждать долго не пришлось. Они все вместе вышли и разошлись по кабинетам и палатам. Наша долговязая профессорша, главный врач отделения, в очередных цветных колготах и короткой не менее яркой юбке строго раздавала персоналу задания. Увидела нас, подошла и, поздоровавшись, игриво спросила: – Ну что, красавица Нина, есть у тебя boyfriend? (Она всегда её об этом спрашивала, а Нина каждый раз опускала глаза и смущалась):

– Нет.

– У тебя two boyfrends?

– Нет, – улыбнулась Нина.

– Три? – брови профессорши устремились вверх.

И они засмеялись. Вот такой ритуал, тоже превратившийся в традицию.

Нину увели на осмотр.

Появилась мама Элизы со стопкой то ли листовок, то ли буклетов. Я не поняла издалека. Под мышкой чёрный тубус. Я сделала движение к ней, но она жестом дала понять – не стоит. Кивнула, прошла мимо, быстро положив рядом на стул цветную карточку, открыла дверь в чью-то палату и пропала там. Я косилась на открытку. Потому что это оказалась открытка. Не hand made, а такая, вполне себе печатная продукция, как из книжного киоска. На ней – рыжий осенний пейзаж. Грустный, но красивый. И внизу напечатано одно слово по-французски: «Invitation» (Приглашение).

Элизина мама вышла из палаты. Я вздрогнула и схватила открытку. Но та не посмотрела в мою сторону, пошла дальше. На обратной стороне открытки было напечатано следующее: «Приглашаем вас – пробел – вставлено от руки: 21 ноября в 12 часов дня, затем опять типографским шрифтом на прощание с Элизой Б. Похороны состоятся сразу же по окончании прощания». Далее – место и затем имена родителей с подписями обоих.

Мне захотелось курить. Впервые за двенадцать лет. Мне захотелось срочно выйти отсюда. Мне захотелось плакать. Мне захотелось срочно ударить по чему-нибудь, чтобы костяшкам пальцев стало