Немецкая катастрофа. Размышления и воспоминания - Фридрих Мейнеке

Все мы, с доверием отдавшие ему голоса на президентских выборах, оказались в итоге разочарованы. Мы сочли его позицию после катастрофы 1918 года, когда он протянул руку Эберту[99], и его корректные с точки зрения конституции действия после 1925 года признаком того, что имеем дело с настоящим государственным мужем, способным расти над собой. Теперь вставал вопрос, не проще ли объяснить все одной приписываемой ему чертой характера – «позволял с достоинством двигать себя в нужном направлении».

Именно его решения – отправить в отставку Брюнинга и назначить Гитлера – в первую очередь привели Германию на путь, ведущий к катастрофе. Случайность по имени Гинденбург оказывается таким образом среди общих причин, толкавших Германию по этому пути, и служит мрачным предупреждением о последней неразрешимой загадке мировой истории.

9. Об отсутствии позитивного в гитлеризме

Мы считали тогда и считаем сейчас, что немецкий народ под руководством такого человека, как Брюнинг, был вполне в состоянии пережить тяжелый экономический и духовный кризис и избежать губительного эксперимента Третьего рейха. Интересы милитаристов, крупных промышленников и крупных аграриев, тесно переплетаясь друг с другом и совместно воздействуя на Гинденбурга, привели к падению Брюнинга. Но встает вопрос о том, был ли этот эксперимент с самого начала столь губительным, как демонстрирует его жалкий конец. Не являлся ли он в конечном счете плодом исторической необходимости, которую можно назвать трагической, поскольку она привела к катастрофе, но которая произвела на свет плодотворные идеи, представлявшие собой нечто большее, чем просто средство борьбы за власть? Идеи, которые сохранятся и после гибели своих носителей, оставшись в качестве исторических воспоминаний или продолжив свое существование в новых попытках воплощения?

Вопрос о том, принес ли «тысячелетний рейх» пусть не целому тысячелетию, как он о том мечтал, но хотя бы нашему веку что-нибудь годное, занимал под впечатлением от прошедших двенадцати лет умы многих даже критически настроенных людей. Множество конъюнктурщиков, участвовавших в названном эксперименте, были готовы ответить на этот вопрос утвердительно. Однако существовал и политико-исторический долг: критически оценивать собственную личность и идеалы, по возможности беспристрастно проверив новые предложенные нам идеи. Конечно, нельзя было забывать о сонме дьявольских инструментов, принесенных вместе с ними. Однако назовите хоть одну великую, преобразующую бытие идею, которую Сатана не попытался бы использовать в своих целях! Нам представляется отвратительной уже предпринятая однажды попытка создания тысячелетнего рейха – царства анабаптистов в Мюнстере 1535 года[100]. Однако само по себе анабаптистское движение содержит весьма плодотворные религиозные и мировоззренческие семена.

Вспомним о сказанном в начале этой книги – о том давлении, которое растущие народные массы оказывали в Германии и всей Европе на все стороны бытия, о двух возникших в результате волнах XIX и ХХ столетия – национальном и социалистическом движениях, пересекавшихся, взаимодействовавших и в конечном счете пытавшихся объединиться друг с другом. Если бы это объединение удалось, результатом могли бы стать новые, неожиданные жизненные формы. Благодаря творческой воле Фридриха Наумана была предпринята первая основательная попытка такого объединения. Она провалилась, поскольку идеалистические предпосылки разбились о грубый менталитет и эгоизм боровшихся друг с другом партий и слоев. Но попытка Наумана возымела продолжение в Веймарской республике, которой сам Науман, оставшись верен себе, посвятил последние силы. Его идеи закрепились в той временно́й конструкции, на которой лежал тяжкий груз Версальского мира. К этому добавлялось разочаровывающее зрелище бесплодно разраставшегося парламентаризма и второстепенных боев за власть при формировании каждого нового правительства, а также коррупционных скандалов, размер которых, разумеется, сильно преувеличивался гитлеровской пропагандой. Брюнинг был на пути к тому, чтобы расширить полномочия президента и создать опору для сильной власти. Однако его успех в этом деле лишь помог его собственному падению. Ведь в прежние годы Гинденбург вряд ли бы решился отправить в отставку канцлера, которому не противостояло парламентское большинство. Казалось, что Гитлер предлагает куда более сильные лекарства для исцеления страданий и недостатков своей эпохи. Витавшая в воздухе великая идея объединения национального и социалистического движений, вне всякого сомнения, была им убедительно подхвачена и решительно использована.

Он заявлял о желании преодолеть и буржуазный, классово эгоистический национализм своих покровителей и спонсоров из числа крупных промышленников, и подвергавшийся его намеренно острым нападкам марксизм русских большевиков, предрекавший гибель буржуазии. Он ухватился за мысль о том, что создание нового плодотворного народного сообщества не может стать результатом полной победы одной из сражающихся друг с другом социальных сил, что естественные структуры общества не могут быть просто уничтожены, что их следует изменять и воспитывать таким образом, чтобы поставить на службу объединяющему целому. Таким образом, проект Гитлера обещал сохранить больше преемственности с традициями и ценностями прежней буржуазной культуры, чем радикально новая конструкция большевизма. В то же время он собирался наполнить рабочий класс гордым самосознанием своей продуктивной функции, тем самым избавив от комплексов неполноценности, уходивших корнями в начальную фазу классовой борьбы. Та же мысль – взращивать особую профессиональную гордость и в то же время включать во всеохватывающее целое – касалась и крестьянства. Для обоих названных слоев населения не было недостатка в приманках – праздниках, торжествах и развлечениях.

Либеральная эра XIX века, хотя и имела непреходящие заслуги в деле пробуждения индивидуальной энергии, слишком очевидно предоставило общество самому себе и позволило ослабнуть старым этическим связкам в лице семьи, традиции, сословного духа и т. д., не думая о создании новых связок. Возникла опасность, что общество станет аморфным. Молодежь росла в некотором роде одичавшей, и отмена призывной системы после Версальского мира уменьшила воспитательное воздействие государства на новое поколение. Здесь гитлеровское государство тоже энергично вмешалось и еще до восстановления всеобщего призыва создало молодежные организации, призванные дать всему молодому поколению единое мировоззрение и одновременно удовлетворить естественные порывы юности.

Все эти новые конструкции основывались одновременно на романтике и технике. Все было спроектировано с просчитанной рациональностью ради того, чтобы заставить всех служить новому государству и не допускать никаких отклонений. С человеком обращались как с пластичным материалом, с камушками и песчинками, из которых делают бетонные стены. Это означало, что для достижения цели использовалась не настоящая романтика: ведь последняя по сути своей иррациональна, она знает и хочет соединения каждого с общим, народным духом, но стремится к этому при помощи иррациональных духовных сил сердца и фантазии, приветствуя известную меру индивидуальности. Призывы чтить традиции и старые обычаи, внезапный расцвет исследований истории семьи и предков – все это выглядело довольно романтично.