Нелепая смерть. Загадочные и трагичные истории из практики патологоанатома - Мишель Уильямс

переоделись и вошли в секционную, а Клайв позвонил наверх Эду и сообщил, что мы готовы. Когда я подходила к патологоанатомическому столу, в груди ёкнуло. Мне казалось, что я не выдержу и расплачусь.

Да, глаза мои наполнились слезами, но я все-таки сумела их сдержать, хотя и ненадолго. Девочка была удивительно красивая, с длинными светло-русыми волосами. Мама заплела ей две косички. Пухлые щечки, затуманенные голубые глаза. На ней были розовые брючки и белая блузка. Я сразу почувствовала, что ее любили и лелеяли, пожалуй, даже баловали — и это было неудивительно.

Травм было немного. На правой скуле и возле глаз я увидела сильные царапины, из уголка рта сочилась кровь. Правая рука была сломана и торчала под неестественным углом. Колесо раздавило девочке грудь.

Грэм был бывалым санитаром. В своей жизни он каких только ужасов не видел, поэтому тела водружал на стол с привычной легкостью и с непроницаемым лицом. С несчастной девочкой было не так. Грэм снимал с нее одежду осторожно, с нежностью. Одежду он аккуратно сложил — на случай, если родители захотят ее забрать. Все это он делал в молчании, опустив голову. И только когда закончил, я увидела слезы в его глазах.

К этому времени доктор Барберри уже спустился. Он проверил документы и бирки, подробно описал внешние травмы: царапины на лице, сломанная рука, раздавленная грудь. Затем велел Грэму приступать к эвисцерации, а сам пошел заполнять документы и диктовать отчет. Пока он бормотал что-то в микрофон, Грэм приступил. Радио он выключил, и в морге воцарилась тишина.

С Лиззи Грэм делал то же самое, что и со взрослыми, вот только масштабы были другими. Маленькая печень, крохотные почки, кишечник такой миниатюрный, словно смотришь на него в перевернутый бинокль. Грэм вынимал органы без малейших усилий, а когда я переносила таз с внутренностями на секционный стол, мне казалось, что он пустой. Лицо Грэма словно окаменело.

Эд Барберри обычно любил поболтать и посплетничать — он отличался отменным чувством юмора. Но сегодня даже он был молчалив. Я помогала ему взвешивать органы и видела, насколько они отличаются от взрослых — не только по размерам. Аорта была розовой, а не желтой и потрескавшейся, сердце оказалось компактным и упругим, а не мягким и дряблым. Легкие были бледно-розовыми, без малейших загрязнений. А еще я увидела, как пострадало тело Лиззи. Грудь была заполнена кровью из-за разрыва аорты, все ребра сломаны, легкие порваны.

Через двадцать минут мы закончили. Эд сдержанно поблагодарил нас и ушел диктовать отчет. Грэм восстановил тело Лиззи, а я молча навела порядок. Через полчаса секционная блистала чистотой, словно ничего и не произошло. Я не знала, что дальше будет еще тяжелее.

Родные Лиззи прибыли, чтобы увидеть дочь. Это была обычная молодая пара. Я видела, что отец крепится изо всех сил, чтобы хоть как-то поддержать жену. Мне уже приходилось сопровождать родных к умершим, но сегодня было особенно тяжело. Клайв предложил заменить меня, но была моя очередь, и я понимала, что это важный опыт. И все же мне было трудно понять, как себя вести. Я не знала даже, куда смотреть. «Соболезную вашей утрате» — эти слова показались мне абсолютно пустыми. Я понимала, что этим людям не помогут никакие слова.

Миссис Дэвис вошла в зал ожидания. Ее била крупная дрожь. Муж тут же усадил ее. Я была поражена, как мужественно держится эта женщина. Просто ее не держали ноги, и лишь это выдавало ее истинные чувства. Клайв тихо заговорил с ними, сказал, где лежит Лиззи, и указал на дверь в зал прощания. Мистер Дэвис поблагодарил его и осторожно взял жену под руку, помогая ей подняться. Клайв открыл дверь, и родители прошли к телу. Мать Лиззи смогла сделать лишь пару шагов — ноги у нее подкосились, и она рухнула на пол. Я никогда еще не слышала таких душераздирающих рыданий. Весь день мы слышали лишь ее рыдания и стоны. Никогда я не чувствовала себя более беспомощной.

Вечером, в пабе, я понемногу пришла в себя. Этот день я не забуду никогда. Я увидела смерть с новой стороны. Я думала про своего деда. Я знала, как он любит меня, как я люблю его — и так было всегда. А что́ если бы подобное произошло в нашей семье? Как бы они после этого общались? Я никак не могла избавиться от этой мысли.

Глава 21

Бо́льшую часть выходных Клайв провел в морге с семьей Лиззи. Бабушке с дедом тоже позволили прийти, но между ними и родителями чувствовалось отчуждение. Было ясно, что отношения рухнули. По выходным родственникам разрешалось проводить с умершими два часа, но Клайв увеличил лимит до семи часов. Он занимался своими делами, а родные Лиззи сидели рядом с дочкой. Когда в понедельник утром мы с Грэмом приехали, оказалось, что Клайв переделал всю нашу работу. Мы налили себе кофе, а Клайв подробно отчитался обо всем.

Он рассказал, как в зале ожидания состоялся разговор матери Лиззи, Джози, с ее дедом, Леном. Тот терзался чувством вины. Он никак не мог смириться с происшедшим. Джози тоже. Я начала понимать, что горе может принимать разные формы. Оправившись от шока, Джози погрузилась в глубокую скорбь. Она стала замкнутой, ее не слушались ноги, она не могла говорить. А потом ее охватила ярость. Она набросилась на Лена и принялась осыпать его оскорблениями, ударила по лицу. Отец Лиззи и сын Лена, Чарли, был вынужден удержать ее и увести; она кричала, вырывалась. Клайв рассказал, что сначала Чарли держался хорошо и контролировал ситуацию. Потом он объявил родственникам, что хочет побыть с Лиззи наедине, и попросил жену пообещать, что она в это время посидит спокойно.

Клайв был санитаром много лет, но никогда еще не видел ничего подобного. Чарли прошел к дочери, а родственники молча сидели в зале ожидания. Через несколько минут дверь зала прощаний открылась и Чарли вышел, держа на руках Лиззи. Прежде чем стало ясно, что происходит, он уже направился к выходу. Джози закричала и снова рухнула на пол. Бабушка Лиззи кинулась к Джози, а Лен преградил дорогу сыну. Это было просто невыносимо. Клайв попытался объяснить Чарли, что так делать нельзя, что Лиззи должна остаться в морге. Лен его поддержал. Но Чарли не желал ничего слышать. Он был крупным мужчиной, Клайв и Лен минут десять пытались справиться с ним. В итоге несчастный отец рухнул на колени, рыдая и прижимая