По волчьим тропам - Макар Трофимович Последович

Неподалеку послышалось клохтание тетерки. Слуцкий вскочил с пня и трижды прокричал в ответ. Тогда из-за лозового куста вышел Черный Фомка. Похудевшее за последние дни лицо его было хмурым. Он даже не улыбнулся, когда здоровался за руку со Слуцким и брал под козырек, приветствуя Борисовского.

— Где люди? — спросил Слуцкий Черного Фомку. — Отвечайте!

— Хлопцы перебрались на лучшую стоянку, спадар полковник. Но я не знаю, усидим ли мы и там, Суконка вам докладывал о последних событиях?

— Да, мне все известно.

— Нет, не все, спадар полковник! — с искаженным от злобы лицом прошипел Черный Фомка. — Пока мы не уберем этого человека, нам здесь покоя не будет! Надо сейчас же обыскать лес и посмотреть, не сидит ли он со своим ружьем где-нибудь в кустах. Из-за него мы все сегодня голодные, как собаки…

— Не поднимайте паники, капитан Пикулич, — вмешался в этот разговор Борисовский. — Больше всего на свете я не люблю ошалевших от страха людей. То, что вы предлагаете, равносильно самоубийству. И я первый расстреляю вас за такой самовольный поступок. Вы просто никудышный офицер и нерадивый начальник. Достаточно нам было уехать отсюда на какую-нибудь неделю, как вы чуть не провалили все наши планы. И все из-за того, что нет никакой дисциплины. Кто где хочет, там и ходит, в лагерь люди возвращаются, когда в голову взбредет. Вы не умеете даже выбрать удобного места для лагеря. Нет, спадар капитан, так дальше продолжаться не может. С этой минуты либо вы будете точно выполнять приказы спадара Слуцкого, либо я ухожу от вас и создаю свое войско.

Металлические нотки в голосе Борисовского обрадовали и вместе с тем обеспокоили Слуцкого. Перед ним стоял настоящий ратник, живой, непоколебимый Гектор, который никогда не отступит перед опасностью. Ему, вероятно, понравились планы Абрамчика и Рогули, о которых Слуцкий рассказывал здесь и во время поездки в Гродно. Эти опустившиеся соратники Пикулича в подметки не годятся Борисовскому! И теперь, проявив такие ценные качества, он угрожает уходом!..

— Прошу вас, спадар Борисовский, не обижаться на капитана. Берите руль нашей гарнизонной службы в свои руки и правьте, как сочтете нужным. Пошли скорее в лагерь.

Борисовский и Слуцкий забраковали место, выбранное для лагеря Черным Фомкой. Через полчаса Слуцкий приказал перебираться в глубокую лощину, вокруг которой высились густые ели. К этому времени уже стемнело. В животе Суконки все ревело от голода. Посланные Слуцким на поле Тропашка и Тхорик притащили пуда два картошки. Капитан и Суконка посменно рыла колодец, чтобы добраться до воды. Борисовский пошел посмотреть, что делается вокруг.

Возвращаясь в лагерь, он завернул к суковатой рябине…

В ЖЕЛЕЗНОМ КОЛЬЦЕ

«Голодный и коня с копытами сожрет». Русакович-Борисовский вспомнил эту пословицу, глядя на Филистовича-Слуцкого и его «войско», которое стучало ложками и ковырялось в ведре с картофельным супом. Если бы они знали, что это за бывший офицер СД сидит с ними рядом, они, наверное, окочурились бы со страху. Могло быть и наоборот: выждав удобный момент, набросились бы на него, как волчья стая, и разорвали на куски. Так они когда-то поступали во время блокады с ранеными партизанами, прикрывавшими отход своих товарищей. Так они думают расправиться с Орлюком.

Как они ненавистны ему, эти пять бывших полицаев, один из которых заброшен сюда иностранным самолетом!

Можно было бы продлить игру в жизнь и смерть, передав полковнику Каленику, чтобы он предупредил Орлюка и его колхозников и запретил на время охоту возле Волчьей гряды. Можно было бы съездить с Филистовичем и в Вильнюс, и еще куда-нибудь.

Но у Русаковича было уже достаточно материалов, чтобы припереть Филистовича к стене и заставить его признаться не только в том, что он послан сюда Абрамчиком и Рогулей…

У Русаковича были доказательства, что за спиной так называемой Рады бэнээр стояли более крупные «спадары». Абрамчики, рогули, как и разные там островские, ермаченки, — обыкновенные холуи, которым заморский хозяин вне себя от злости за особое вознаграждение приказал пробраться в соседний дом и чинить там вред, как можно больше вреда. Конечно, это была бессмысленная затея, дикость, в которую трудно поверить здравомыслящему человеку, как когда-то не верилось, что сумасшедший немецкий ефрейтор может дорваться до власти, чтобы убивать миллионы людей, жечь взрослых вместе с детьми в печах Освенцима, на страшных кострах Тростенца, превращать в ужасные кладбища цветущие города и села.

Вместе с чумной гитлеровской ордой на Белоруссию ринулись и гестаповские выкормыши: акинчицы, островские, козловские, рогули. Вместе с гитлеровцами они сожгли и разграбили Белорусский государственный университет, Академию наук, Театр оперы и балета, десятки институтов, сотни и тысячи белорусских средних и начальных школ. Они загоняли сотни тысяч людей за колючую проволоку концентрационных лагерей, хватали и вывозили на каторжную работу в Германию юношей и девушек, гонялись с кровожадными овчарками за детьми и стариками…

Русакович хорошо знал их, этих «белорусских деятелей», которые еще в 1918 году писали письмо кайзеру Вильгельму с просьбой ускорить присылку прусских солдат, ибо «Белоруссия — это лес, лен, мед, воск…» Немного позже все та же продажная Рада активно помогала Пилсудскому расстреливать дукорских партизан, жечь и уничтожать белорусские деревни, чтобы снова надеть на шею народа ярмо капиталистического угнетения…

В годы Великой Отечественной войны националисты прославляли и расхваливали в своих газетах гитлеровских «спадаров», «ратников» и «новый европейский порядок».

В великой борьбе выстояла и победила непоколебимая воля народа. «Деятели», которых не успели покарать за измену народные мстители, похватали свои заграничные чемоданы и бросились наутек. Русакович, пристроившийся в форме офицера СД к некогда воинственному, а теперь ошалевшему от страха «союзу», победно посмеивался в душе над этими «завоевателями».

Неужели не изучают истории, забывают о многих красноречивых фактах из недавнего прошлого разные «спадары», именующие себя «истинными белорусами»? Филистович однажды признался Русаковичу, что Абрамчик и Рогуля посоветовали ему вербовать в «войско» в первую очередь тех, кто скрывается от советской власти, — бывших полицаев, немецких старост, грабителей, воров.

Русакович смотрел теперь на «войско» у ведра с варевом и думал о том, как оно встретит завтрашнюю операцию. Суконка, конечно, втянет голову в плечи и попробует скрыться в чаще. Все остальные схватятся за оружие, которое каждый даже во время сна держит при себе.

Патроны из обрезов и пистолетов никак не выбросишь. Проще всего — выбрать удобный момент и прошить всех пятерых из автомата.