По волчьим тропам - Макар Трофимович Последович

— Добрый вечер, спадар, добрый вечер! — весело засмеялся Данила Николаевич, обнимая Русаковича. — Ну, брат, и воняет же твоя телогрейка дымом. Не из коптильни ли ты выскочил? Ничего не заметил возле хутора?

— Нет. А что?

— Молодцы ребята, хорошо замаскировались, если даже ты их не заметил! Ну, об этом после. Оружие у твоего «ратника» есть?

— Нет, Данила Николаевич. Ему еще не успели прислать с Запада.

— Выведите его в сени, — приказал Данила Николаевич бойцам. — А ты, Василий Иванович, присядь и коротко расскажи о своем плане операции. Сколько человек должно пойти с тобою в лагерь?

— Столько, сколько из него со мною вышло, Данила Николаевич…

Через час, расставив бойцов, Русакович и переодетый оперработник приблизились к стоянке. Она была уже охвачена плотным кольцом. Услышав шаги, Тхорик заклохтал тетеркой. Русакович ответил ему. Тхорик стоял далеко от костра и вышел с обрезом наготове к свету лишь тогда, когда убедился, что перед ним Борисовский.

— Ты один? Никто еще не возвратился? — спросил Русакович.

— Один, — озабоченно осматриваясь вокруг, ответил Тхорик. — А где девался Суконка?

— Сейчас, верно, явится, — успокоил Тхорика Русакович. — Обожрался на хуторе, так никак не сладит со своим брюхом.

Тхорик сунул за ремень обрез и начал поправлять костер. Этого и ждал Русакович. Он мигом свалил его на землю, зажал фуражкой рот. На помощь подбежал оперработник. Минут через пять Тхорика подхватили под руки бойцы и повели, заткнув рот тряпкой, подальше в лес.

Русакович приказал сузить кольцо вокруг бандитской стоянки, сел возле костра и стал ожидать появления остальных «ратников». Двое были уже в его руках. Оставались Тропашка, Черный Фомка и Филистович. Перед уходом из лагеря Черный Фомка предупредил Филистовича и Борисовского, что он сегодня, должно быть, вернется поздновато. В Понятичах у него были какие-то личные дела.

«Самогонку жлуктить будет до утра… Ну и черт с тобой! — выругался в душе Русакович. — Часом раньше или позже, но это твоя последняя ночь на Волчьей гряде. И мой последний ночлег в лесу…»

В ту минуту он и думать не мог, что ему придется остаться здесь и на вторую, и на третью ночь. А случилось это вот как.

Филистович-Слуцкий, как известно, всегда осторожничал и медлил, подходя к лагерю. Так он поступил и теперь. Остановившись вроде бы для того, чтобы поправить портянку, он пропустил далеко вперед Тропашку с обрезом. Тропашка вошел в кольцо засады. В этот момент кто-то из бойцов неосторожно повернулся. Грянул неожиданный выстрел. Тропашка упал и начал отстреливаться. По нему дали очередь из автомата…

Почуяв беду, Слуцкий кинулся в сторону деревни. За каждым кустом, за каждым деревом ему чудилась ловушка. Лес для него опять стал мстительно-страшным, как когда-то в дни войны.

Не останавливаясь даже чтобы перевести дух, часто спотыкаясь и падая, спадар Слуцкий добрался до деревни. Здесь не должно быть солдат с автоматами, смело можно попроситься в избу. Даже не попроситься, а просто зайти и сказать, что ты, мол, шофер, у тебя застряла машина и тебе надо где-нибудь переночевать…

Он зашел во двор и осторожно постучал в освещенное окно. Какой-то старик сидел за столом в углу и, нацепив на нос очки, читал перед лампой газету. Со двора была видна еще печь, кровать возле нее, дальше — дверь в горницу… Услышав стук, старик отложил газету, посмотрел мельком в окно и пошел отворять. Филистович отступил от окна и шагнул к крыльцу…

Дед Алексей, спросив «кто там», пропустил незнакомого в кухню. Вид у спадара Слуцкого был страшный. На груди под запачканным серым плащом торчало что-то угловатое. Опытный глаз деда Алексея сразу определил, что это оружие. Не имеет ли ночной гость отношения к недавней перестрелке в лесу?

— Чего же ты стоишь, человече? — заговорил дед Алексей. — Говорят, в ногах правды нет. Раздевайся, садись.

— У вас в хате только свои? — кивнув на дверь в горницу, спросил Филистович.

— Свои, свои, человече. Ты что, разве кого ищешь?

— Нет. Разве вы меня не узнали, дядька Алексей? Я Филистович Янка. Помните, меня дразнили «Чечеткой».

Дед Алексей удивленно развел руками.

— Скажи ты! Ну, постарел же ты, хлопец, И теперь не могу поверить, что это ты и есть. Хотя что говорить! Бегут годы. Я вот уже, слава богу, внука вырастил и женил… Да раздевайся ты, садись. Я сейчас позову невестку, пусть принесет чего-нибудь перекусить.

Старик пошел в горницу. Филистович поспешно сбросил плащ, выхватил из-за пояса автомат и, завернув его в плащ, сунул под скамью, Опустил руку в карман и, нащупав пистолет, немного успокоился. Достал расческу, причесался.

Дед Алексей вернулся быстро. Шедшая вслед за ним молодица с достоинством кивнула Филистовичу в знак приветствия. За нею показался сын старика.

На припечке затрещала охваченная огнем щепа, зашипело сало на сковороде. Дед достал откуда-то бутылку, как видно, с водкой.

— Если бы ты, человече, зашел к нам на полмесяца раньше, как раз бы на свадьбу попал, — добродушно говорил старик Филистовичу. — Сто двадцать человек гуляло у нас. Однако и тебе вот осталось, только не своей работы. Наш начальник милиции, чтоб ему каждую ночь по жулику снилось, не разрешил выгнать «своей»…

Филистовичу понравилось, что дед Алексей не очень добрым словом помянул начальника милиции.

Вскоре стол был весь заставлен едой.

Филистовича посадили в самый угол, старик сел с одной стороны от него, сын — с другой. Дед Алексей налил каждому почти по полному стакану, как он говорил, «лекарства», Филистович пить отказался.

— Ну, это уж не годится, — зашумел старик. — Тот не человек, кто не выпьет в моей хате хоть полстакана.

— Не могу я, дядька Алексей.

— Нет, человече! Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Слушать даже не хочу твоих отговорок. Пей!.. Хоть немножко.

Филистович болезненно поморщился и немного пригубил из стакана.

— Ну, если на то пошло, так и у меня живот не солдатский, — глотнув немногим больше Филистовича, проговорил дед Алексей. — Еще года четыре тому назад она легохонько шла у меня. Пол-литра благословлю и, кажется, только тверже на ногах стою. Твой отец до войны тоже неплохо разбирался в этом лекарстве. Где он теперь?

— Ничего о нем не знаю. Все это время я из Челябинска никуда не выезжал.

— Где ж ты там работаешь?

— На тракторном. Теперь решил взять отпуск и навестить родные места.

— А за это ты молодец! — похвалил Филистовича дед Алексей. — Давай еще выпьем. За челябинские тракторы. Тут, человече, ты уже не отвертишься.

— Я же сказал, дядька Алексей, что не могу.

— Э-э, нет!..

За столом