По волчьим тропам - Макар Трофимович Последович

Это он мог сделать и в первый день своего прихода. Но многое осталось бы для органов безопасности нераскрытым. Перед Русаковичем был не рядовой шпион, а член так называемой Рады бэнээр, человек, учившийся в Сорбонне, а потом в Лувенском университете. Филистович неплохо знал мировую классическую литературу. Русаковичу часто приходилось притворяться перед ним простачком, этаким чисто военным человеком, которому наплевать на всякие там сантименты и романтику.

Однажды он высказал свое разочарование «войском», которое не увеличилось ни на одного человека.

— А я, а вы? — живо возразил Филистович. — Вдвоем мы стоим целой роты этих оборванцев, думающих пока что не головою, а желудком. Вы сами заметили, что после войны они уже никому не верят, живут, как свиньи. Но мы должны их просветить, зажечь новыми идеями. Так что, спадар Борисовский, вам надо оставить эти минорные настроения. Если истинные белорусы потеряют надежды на новую войну, все наши планы могут рухнуть. Никто тогда не даст Раде ни цента… Так мне сказал перед моим отлетом сюда и Рогуля. Он предупредил меня, чтобы я посылал отсюда как можно больше радостных вестей. От этого зависит финансирование нашего похода.

Надпись на фотографии, подаренной Филистовичу «спадаром» Абрамчиком.

Чтобы еще выше поднять боевой дух Борисовского, Филистович извлек из полевой сумки фотоснимок «президента». Узенькие стрелки усов и продолговатое костлявое лицо Абрамчика напомнили Русаковичу давно забытые портреты немецкого фюрера.

— А теперь посмотрите, пожалуйста, на тыльную сторону спадара президента, — попросил с волнением в голосе Филистович. — Видите?

Русакович повернул Абрамчика «тыльной стороной». Там красовалась милостивая надпись о преподнесении «президентом» этого тыла, как и лицевой части, на память своему «ратнику».

— Мне этот портрет подарили для того, чтобы я знакомил здешних белорусов с их президентом, — пояснил Филистович. — Его же здесь люди никогда и в глаза не видели. Так пускай теперь смотрят и знают, каков он из себя.

Борисовский, возвратив «президента» Филистовичу, заметил, что он тоже впервые видит такую выдающуюся особу.

Филистович спрятал «спадара президента» в полевую сумку и улыбнулся: ему пришлась по душе простоватая откровенность Борисовского.

— Хотите, я вам расскажу о моей первой встрече с ним, — начал Филистович. — Это было в Париже. Я уже к тому времени создал «Белорусскую независимую организацию молодежи», выпускал журнал «Моладзь». Мы принимали в организацию тех, кто при немцах служил в полиции, в карательных отрядах, а также детей бургомистров и старост. Спадар президент еще ничего об этом не знал. Кто-то его неправильно информировал о нашей организации, будто она то же самое, что и Рада бэнээр. Ну, он и начал меня разыскивать, чтоб выяснить мои взгляды.

— А зачем это ему надо было?

— Видите ли, спадар Борисовский, — пояснил Филистович. — На Западе есть и второе правительство — Белорусская центральная Рада, организованная еще Вильгельмом Кубэ. Президентом ее Гитлер хотел поставить Акинчица. Но, как вам известно, Акинчиц не успел занять свое место в Раде — его застрелили партизаны. Тогда гауляйтер Готберг назначил президентом Рады спадара Островского. Ну, так теперь Островский не любит Абрамчика, а спадар Абрамчик — Островского. Каждый называет другого самозванцем. Иногда даже бывает противно слышать, как руководители этих правительств поносят друг друга. Только об этом не стоит здесь рассказывать… Так вот, пошел я однажды в собор Сан-Сюльпис в Париже. Там часто собираются белорусские эмигранты. После богослужения ко мне подошел помощник спадара Абрамчика и сказал, чтобы я зашел к президенту. Я пошел. Спадар президент начал меня расспрашивать про «Белорусскую независимую организацию молодежи»: что это за организация, каковы ее задачи? Было заметно по вопросам, что президент очень обеспокоен и встревожен. Я ответил, что мы боремся за идеи бэнээр и будем выполнять приказы его правительства. Во второй раз, тоже после богослужения в соборе Сан-Сюльпис, видимо, получив верную информацию, спадар президент меня похвалил и обещал сделать членом Рады и полномочным представителем бэнээр. Немного позже я получил вот что…

Удостоверение, выданное Филистовичу так называемой Радой бэнээр.

Слуцкий достал из полевой сумки и подал Борисовскому бумагу с печатью и напечатанным на машинке латинскими буквами текстом.

— Хлопцам я показывал это удостоверение при первой встрече, — заметил Филистович. — Иначе они заподозрили бы во мне агента советской контрразведки. Конечно, их больше убедил заграничный пистолет и пять тысяч рублей деньгами, которые я им передал через одного человека…

Многое узнал Русакович за последние дни о Филистовиче, и угроза Черного Фомки расправиться с Орлюком лишь ускорила принятие решения: ликвидировать бандитский лагерь на Волчьей гряде.

Всю ночь Русакович пролежал не смыкая глаз. В голову приходили разные тревожные мысли. Успеет ли полковник получить вовремя «почту»? А может, у него другие планы? Во всяком случае Русакович о них ничего не знал и решил, что если операция по каким-нибудь причинам будет отложена, он уничтожит Черного Фомку прежде, чем тот решится подойти к избе Орлюка.

Бандиты выходили из лесу только тогда, когда совсем темнело. Единственное нарушение этого правила Суконкой и его напарником чуть не кончилось провалом. Борисовский настоял, чтобы в следующую ночь все разошлись на поиски пищи и теплой одежды. Уже давали себя знать первые утренники, трава и кустарники покрывались сероватым инеем. Так недолго и захворать. А больной человек, как известно каждому, не вояка.

Как только стемнело, все ушли с Волчьей гряды, оставив на посту одного Тхорика. Филистович, Черный Фомка и Тропашка направились к Понятичам. Борисовский на этот раз взял с собой Суконку.

С Волчьей гряды они вышли около полуночи и, перебравшись через болото, свернули на один из ближайших хуторов. Суконка хотел остаться сторожить у ворот, но Борисовский приказал ему идти во двор. Потом он постучал три раза в темное, завешенное окно и, когда чей-то мужской голос спросил грубо, кого это там носит такой порой, ответил: «Два старых подосиновика». В сенях застучали, открылась дверь. Едва Суконка переступил порог, как дверь, словно автоматическая, захлопнулась за ним и кто-то крепко схватил его за обе руки.

— Засада! — вырываясь из неожиданных объятий, завизжал он в диком отчаянии.

По глазам его резанул свет электрического фонарика.

— Успокойтесь, гражданин Суконка, — услышал «ратник» какой-то чужой голос Борисовского. — Заходите в избу.

Глаза Суконки полезли на лоб от ужаса, когда его легонько подтолкнули к ясному просвету открытой двери. Здесь он увидел человек десять вооруженных солдат и офицеров. Один из них шагнул навстречу Борисовскому. Борисовский взял под козырек и отчеканил:

— Здравия желаю, товарищ полковник. Старший лейтенант Русакович по вашему приказу прибыл. А вместе с ним —