Два пути. Русская философия как литература. Русское искусство в постисторических контекстах - Евгений Викторович Барабанов

на свет». У слова рефлекс есть и другое значение, обязанное академическому художественному образованию – отражение. Именно таков цветотональный оттенок на поверхности предмета, возникающий в результате отражения лучей света от окружающих предметов, а в рисунке и живописи – отражение света с поверхности одного предмета на затененной поверхности другого.

Однако слово рефлексия никакого «отражения» в себя не включает: обычно оно означает обращенность познания на самое себя, размышление, самонаблюдение, самопознание; рефлексивный – относящийся к рефлексии. Философская рефлексия, взятая в самом широком значении, помимо специальных смыслов, принятых отдельными школами и направлениями, предполагает осмысление чего-либо при помощи размышления, изучения и сравнения; сюда же относится и особая форма рефлексии – поворот, обращение мышления к самому себе: мышление мыслимого, критика мышления в мышлении.

Следует вспомнить также – и это существенно – что в латинских словах reflecto [re+flecto] или reflexi, reflexum и предшествующим им flecto,flexi, flexum – ни на какие отражения нети намека. Flecto,flexi,flexum означают «гнуть, сгибать, загибать, поворачивать, направлять; обходить, объезжать, огибать, искривлять, менять направление, отклонять; склонять, смягчать, умилостивлять». Существительное flexus закрепляет сходные значения: «изгиб, поворот, поворотный пункт, перелом, переход, изменение, боковая дорога, окольный путь, извилина». В слове reflexum перечисленные основные значения лишь усиливаются приставкой те, означающей возобновление: «загибать, поворачивать, обращать назад; склонять, смягчать, совращать; отступать, уходить». Для значения же отражения существовало reluceo, luxi.

Таким образом, семантическое ядро слова «рефлексия» в первую голову отсылает к действию, движению; однако в отличие, например, от магистрального, движение рефлексии не прямолинейное, а поворотное, окольное, боковое, отступающее, возвратное, позволяющее посредством изгибов, смены направлений и переходов видеть прежнее иначе. Наличие магистрали тем самым не отрицается, но, напротив, берется во внимание, учитывается, помнится, имеется ввиду; без нее нет рефлексии. При том и внимание, и память, и видение не обособляются в некие статичные позиции, но включаются в активную деятельность смыслопорождений. Деятельность особую, не распадающуюся на процесс и смысловую структуру: рефлексия видит и помнит в той мере, в какой осознает себя методом критического анализа. И этим она отличается как от готовых знаний, так и от умничанья и критиканства.

3. Горизонт философии

Итак, рефлексия – не рефлекторна, не «отражательна». Рефлексия это переход к обоснованию и осмыслению предшествующей деятельности вместе с осмыслением и обоснованием собственных предпосылок. И это означает, что рефлексия не сводится к психологии. Хотя именно психология проявила исключительное внимание к интроспекции – методу самонаблюдения и самоописания.

Рефлексия как деятельность сознания – открытие философии. Открытие довольно позднее: со времен Платона философия занималась размышлением (διαυοια, diánoia) – о природе, разуме, духе, нравах, причинах, свойствах, смыслах, законах мышления и о тысяче других вещей. Лишь в XVII веке Рене Декарт отождествил рефлексию со способностью индивида сосредоточиться на содержании своих мыслей, на мысли о мысли и связал ее с проблематикой существования, субъекта. Cogito ergo sum – я мыслю, следовательно, я существую. Субъект, субъектность, мысль, предмет мысли, рефлексия предстали взаимосвязанными. Но чтобы мысль стала предметом мысли, рефлексивной деятельности, необходимо абстрагирование от всего внешнего, телесного. Необходимо разделение, дистанция, позволяющая различать одно от другого. Несколько позже Джон Локк, учивший об эмпирическом (чувственном, психологическом, опытном) характере познания, это разделение обосновал посредством противопоставления внешнего восприятия (ощущения) и внутреннего самонаблюдения или рефлексии, трактуя последнюю как особый источник знания.

Позиции Декарта и Локка существенно отличаются друг от друга. Однако именно благодаря этим мыслителям рефлексия превратилась в основной методологический принцип философии. С одной стороны, она обозначила поворот к предметному рассмотрению сознания, с другой – поворот к самосознанию, саморефлексии или, говоря словами Лейбница, «вниманию к тому, что в нас есть». В результате именно рефлексия оказалась решающим фактором в становлении того, что принято называть «новоевропейской субъективностью» – представлением о человеке как о субъекте, наделенном вместе со своей субъективностью свободой и автономным мышлением.

И хотя рефлексия это категория эпистемологии, теории познания, а не категория онтологии, однако именно рефлексия побудила к критическому пересмотру прошлых учений о бытии и сущем. Начиная с Канта рефлексия обосновывает философию как критическую философию. При том рефлексия обозначает уже трансцендентальные (т. е. априорные для всякого опыта) условия познания: осознание отношения данных представлений к нашим различным источникам познания.

Конституирование рефлексией автономного субъекта мышления, однако, вовсе не означало для Канта произвола субъективизма. С еще большей настойчивостью о том же говорил Гегель, высмеивая неотразимость любительских рассуждений, когда для пояснения или определения чего-либо указывают на нечто другое, переходя от одного определения к следующему посредством чисто внешних, случайных отношений, без внутренней логической связи. То же противостояние произволу субъективизма и в феноменологии, которую Эдмунд Гуссерль называл наукой о «радикально субъективном». Одна из задач философской феноменологии – стремление устранить глубоко укоренившийся предрассудок, согласно которому «субъективное» принадлежит области неустойчивых, индивидуально различных явлений, области, о которой невозможны никакие общезначимые высказывания.

Сам Гуссерль различал естественную и трансцендентальную рефлексию. В естественной рефлексии мы стоим на почве мира, предданного в качестве существующего. Например, в повседневной жизни мы говорим: «Я вижу там дом» или «Я припоминаю, что слышал эту мелодию». Однако в трансцендентально-феноменологической рефлексии мы отрешаемся от этой почвы посредством универсального epoche (т. е. посредством отбрасывания всех полученных нами мнений о предмете) в отношении бытия или небытия мира. При том, замечает Гуссерль, место первоначальных переживаний занимает нечто существенно иное, поскольку рефлексия изменяет первоначальное переживание. Впрочем, это справедливо для всякой, в том числе и для естественной рефлексии. Она существенно изменяет прежнее наивное переживание, которое теряет модус прямого акта и предстает предметом рефлексии. Однако задачей рефлексии является не повторение прежнего переживаниям его рассмотрение и истолкование того, что в нем может быть найдено. (Е. Husserl. Cartesianische Meditationen, § 15).

Феноменологическая рефлексия, опирающаяся на «эпохе» и «эйдетическую редукцию» (т. е. «заключение в скобки» индивидуального существования созерцаемого предмета таким, каким его дает естественная установка) тем не менее является опытным познанием, открывающим доступ к «чистой жизни сознания». Именно связь рефлексии с опытом и породила разные типы философской рефлексии: эмпирическую, логическую, трансцендентальную. Все они так или иначе сопряжены с разным пониманием субъективности. Однако главный источник расхождений в проблематике рефлексивной субъективности заключен в противостоянии между усилиями представить рефлексию как универсальную методологию и – попытками (опять-таки, не без помощи рефлексии) порвать с наследием рефлексивной философии.

4. Искусство после философии

Горизонт философии в современном искусстве – «стертый горизонт», говоря метафорой Ницше. Во всяком случае, стертый для концептуализма. Эссе-манифест Джозефа Кошута, появившееся в октябрьском выпуске Studio International за 1969 год так и называлось: «Искусство после философии» (Art After Philosophy). Аргументация американского художника достаточно проста: философские споры в наше время, время точной науки, не