Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

Сам Монте-Кассино является символом этого постоянства. Лангобардские варвары разграбили его в 589 году; лангобарды ушли; монахи вернулись. Сарацины разрушили его в 884 году, монахи отстроили его заново; землетрясение разрушило его в 1349 году, монахи восстановили его; французские солдаты разграбили его в 1799 году; снаряды и бомбы Второй мировой войны сравняли его с землей в 1944 году. Сегодня (1948 г.) монахи Святого Бенедикта своими руками строят его заново. Succisa virescit: срубленное, оно снова расцветает.

II. ГРИГОРИЙ ВЕЛИКИЙ: 540?-604 ГГ

Пока Бенедикт и его монахи мирно трудились и молились в Монте-Кассино, Готская война (536-53) прошла по Италии, словно угасающее пламя, оставив после себя беспорядок и нищету. Городское хозяйство было в хаосе. Политические институты лежали в руинах; в Риме не уцелела ни одна светская власть, кроме императорских легатов, слабо поддерживаемых неоплачиваемыми и удаленными войсками. В этом крушении мирских сил выживание церковной организации казалось даже императорам спасением государства. В 554 году Юстиниан обнародовал указ, предписывающий, чтобы епископы и главные лица каждой провинции «выбирали в качестве губернаторов провинций подходящих людей, способных управлять местным самоуправлением».8 Но едва труп Юстиниана остыл, как вторжение лангобардов (568 г.) вновь подвергло северную Италию варварству и арианству и поставило под угрозу всю структуру и руководство Церкви в Италии. Кризис призвал человека, и история еще раз засвидетельствовала влияние гения.

Григорий родился в Риме за три года до смерти Бенедикта. Он происходил из древнего сенаторского рода, и его юность прошла в красивом дворце на Келийском холме. После смерти отца он стал наследником большого состояния. Он быстро поднялся в ordo honorum, или последовательности политических слив; в тридцать три года он стал префектом — как мы бы сказали, мэром Рима. Но у него не было вкуса к политике. Завершив год пребывания на посту и, судя по состоянию Италии, убедившись, что конец света близок,9 Он потратил большую часть своего состояния на основание семи монастырей, остальное раздал в виде милостыни бедным, отбросил все остатки своего сана, превратил свой дворец в монастырь Святого Андрея и стал его первым монахом. Он подверг себя крайнему аскетизму, жил по большей части на сырых овощах и фруктах и постился так часто, что когда наступала Страстная суббота, в которую поститься предписывалось особенно строго, казалось, что еще один день воздержания убьет его. И все же три года, проведенные в монастыре, он всегда вспоминал как самые счастливые в своей жизни.

Из этого мира он был привлечен к служению папе Бенедикту I в качестве «седьмого диакона»; а в 579 году он был отправлен папой Пелагием II в качестве посла к императорскому двору в Константинополе. Среди хитростей дипломатии и пышности дворцов он продолжал жить как монах, соблюдая привычки, диету и молитвы;10 Тем не менее он приобрел полезный опыт знакомства с миром и его сутяжничеством. В 586 году он был отозван в Рим и стал аббатом монастыря Святого Андрея. В 590 году страшная бубонная чума уничтожила население Рима; жертвой стал сам Пелагий, и сразу же духовенство и жители города избрали Григория его преемником. Григорий не хотел покидать свой монастырь и написал греческому императору, прося его отказаться от подтверждения избрания; городской префект перехватил письмо, и когда Григорий готовился к бегству, его схватили и силой привели в собор Святого Петра и там посвятили в папы; так нам говорит другой Григорий.11

Ему было уже пятьдесят, и он был уже лыс, с крупной головой, смуглым цветом лица, аквилинным носом, редкой и окладистой бородой; человек сильного чувства и мягкой речи, имперских целей и простых чувств. Аскетизм и обязанности подорвали его здоровье; он страдал от несварения желудка, медленной лихорадки и подагры. В папском дворце он жил так же, как и в монастыре, — в грубой монашеской одежде, питаясь самой дешевой пищей, разделяя общую жизнь с монахами и священниками, которые помогали ему.12 Обычно поглощенный проблемами религии и государства, он мог развить в словах и поступках отеческую привязанность. У ворот дворца появился странствующий менестрель с органом и обезьянкой; Григорий велел ему войти и дал ему еды и питья.13Вместо того чтобы тратить доходы Церкви на строительство новых зданий, он использовал их на благотворительность, на пожертвования религиозным учреждениям по всему христианству и на выкуп военнопленных. Каждой бедной семье в Риме он ежемесячно раздавал порцию кукурузы, вина, сыра, овощей, масла, рыбы, мяса, одежды и денег; каждый день его доверенные лица приносили приготовленную еду больным и немощным. Его письма, строгие, адресованные нерадивым церковникам или политическим воротилам, — жемчужины сочувствия к людям, попавшим в беду: крестьянину, эксплуатируемому на церковных землях, девушке-рабыне, желающей принять постриг, знатной даме, беспокоящейся о своих грехах. В его понимании священник был буквально пастырем, заботящимся о своей пастве, и добрый Папа имел полное право составить свой Liber pastoralis curae (590), руководство по советам епископам, ставшее христианской классикой. Несмотря на постоянные болезни и преждевременную старость, он посвящал себя церковному управлению, папской политике, ведению сельского хозяйства, военной стратегии, теологическим трактатам, мистическим экстазам и заботливому отношению к тысяче деталей человеческой жизни. Он подавлял гордыню своей должности смирением своего вероучения; в первом из своих сохранившихся посланий он назвал себя servus servorum Dei, «слуга слуг Божьих»; и величайшие папы восприняли эту благородную фразу.

Его управление церковью отличалось хозяйственной мудростью и суровыми реформами. Он боролся за пресечение симонии и наложничества среди духовенства. Он восстановил дисциплину в латинских монастырях и урегулировал их отношения со светским духовенством и папой. Он усовершенствовал канон мессы и, возможно, способствовал развитию «григорианского» пения. Он пресекал эксплуатацию папских владений, выдавал деньги фермерам-арендаторам и не взимал проценты. Но он быстро собирал причитающиеся доходы, хитростью предлагал снижение арендной платы новообращенным евреям и получал для церкви земельные наследства от баронов, напуганных его проповедями о приближающемся конце света.14

Тем временем он встречался с самыми искусными правителями своего времени в политических поединках, часто выигрывал, иногда проигрывал, но в итоге оставил власть и престиж папства, а «Патримонию Петра» (то есть папские государства в центральной Италии) безмерно расширил и укрепил. Он формально признавал, но на практике в значительной степени игнорировал суверенитет восточного императора. Когда герцог Сполето, враждующий с императорским экзархом Равенны, угрожал Риму, Григорий подписал