Миры Пак Чханука. Откровенный портрет Пак Чханука, созданный им самим - Пак Чханук

Глядя на мой творческий путь, я могу предположить, что моя карьера, подобно тому, как это было у Нила Джордана и Дэвида Кроненберга, будет развиваться в двух совершенно разных направлениях – между мейнстримом и независимым кино.

– Что «Трио», что «Объединенная зона безопасности» – названия кажутся очень бесцветными, лишенными жизни. Как вы придумали их?

– После ошибки, совершенной мною с дебютным фильмом, я стал склоняться к невычурным названиям. В те времена на Чхунмуро особое значение придавалось названиям, и я для своей дебютной работы выбрал нечто эффектное, не соответствовавшее моему вкусу. Оригинальный роман называется «DMZ», что значит демилитаризованная зона, и это совершенно не соответствует содержанию. То есть изменение названия было необходимым в любом случае. Изначально я настаивал на варианте «JSA»[188], но оно показалось слишком сухим, и в итоге я согласился с предложением продакшен-команды и добавил пояснение. Я ценю прямолинейный подход не только в названиях, но и в жизни. Бродить по книжным лавкам и листать сборники поэзии в поисках элегантного названия – совсем не в моем духе.

– Когда я впервые узнал, что режиссер Пак Чханук будет снимать «Объединенную зону безопасности», я подумал, что выбор темы, связанной с проблемой между Северной и Южной Кореей, является достаточно неожиданным. По какой причине вы выбрали данную тему?

– Я всего лишь принял предложение Myung Films. Конечно, у меня были собственные причины для этого. Будучи так называемым представителем поколения 1980-х, я хотел выразить свои мысли о нашем времени. В то время, когда все говорили о революции, я был одержим кино категории В и Хичкоком. И сейчас, когда весь мир говорит об Интернете, венчурах и «Матрице», я, создающий подобное кино, по-прежнему один и тот же человек. Мне постоянно нужно проверять и подтверждать для себя, что я плыву против течения, вразрез с духом времени, и только тогда я чувствую себя спокойно и стабильно. Такой уж я человек.

– При выборе проблемы Северной и Южной Кореи в качестве темы для фильма, помимо сложности с опрелением жанра, существует также риск попасть в ловушку идеологической предвзятости или, наоборот, занять просветительскую позицию. Чего вы больше всего опасались, как режиссер?

– Вы практически ответили на свой вопрос. Все так, как вы и сказали. Полное отсутствие какой-либо политической позиции – самое что ни на есть приспособленчество, то, с чем совершенное, не хочется иметь ничего общего. С другой стороны, нет ничего более гадкого, чем стремление режиссера прочитать мораль зрителям. Тем не менее я бы аккуратнее подходил к термину «просветительство». В современной философии это по-прежнему тема, вызывающая яростные дискуссии, да и мои мысли на этот счет продолжают меняться. Я лишь скажу вот что: данная тема по-прежнему вызывает эмоциональный дискомфорт, но остается актуальной с политической точки зрения. На этом остановлюсь.

– Как вы оцениваете такие фильмы, как «Шпион» или «Шири», если рассматривать их только с точки зрения идеологии или проблемы Северной и Южной Кореи, а не с позиции кинематографической завершенности?

– Даже если кто-то скажет о фильме «Шири»[189], что тема разделенной Кореи была использована исключительно в коммерческих и развлекательных целях, не думаю, что это рассердит режиссера Кан Джегю. Формулировка, конечно, не самая удачная, но сам подход не является чем-то неправильным. Ведь если бы история была построена на четком разделении добра и зла в стиле фильмов о Джеймсе Бонде, она никогда бы не достигла такого коммерческого успеха.

Также нельзя отрицать, что знаменитая фраза Чхве Минщика о «Теории гамбургера» – независимо от своей художественной ценности – была мощным политическим ударом. Что касается «Шпиона», то здесь важно то, что впервые северокорейский агент был изображен персонажем, к которому испытываешь симпатию, тем самым разбивая вдребезги старинные табу. Думаю, именно это стало основой положительных отзывов. С данной точки зрения (несмотря на то что и сам режиссер Чан Джин справился прекрасно), не могу не отметить огромный вклад команды продакшена, которая разработала оригинальную концепцию этого фильма. «Объединенная зона безопасности» не является фильмом, внезапно свалившимся с небес. Мы лишь прошли чуть дальше по дороге, проложенной двумя нашими предшественниками.

– Кажется, сдержанный поход как к идеологической предвзятости, так и к просветительскому тону является одним из ключевых достоинств «Объединенной зоны безопасности». А что лично вы думаете о проблеме объединения Кореи?

Я испытываю сильный страх перед национализмом, особенно перед его чрезмерным проявлением у корейцев. Именно поэтому в сценарии «Анархистов» я сознательно подчеркнул, что борцы Героического корпуса стремились не только к независимости, но и к революции неимущих. Однако это вовсе не значит, что я призываю подавлять естественные патриотические чувства. Я лишь считаю, что вместо навязывания идеи неизбежного объединения следует рационально и объективно объяснять, насколько неудобна и проблематична ситуация разделенной Кореи. И прежде чем говорить о воссоединении, я хотел бы в первую очередь подчеркнуть важность предотвращения войны. Многие этого не осознают, но Корейский полуостров остается регионом с высокой вероятностью вооруженного конфликта, который может вспыхнуть в любой момент.

– Во время работы над картиной вы, вероятно, пересмотрели множество старых фильмов, посвященных проблеме разделения Кореи. Какой из них произвел на вас наибольшее впечатление?

– Я не посмотрел ни одного фильма на эту тему.

– Когда речь заходит о режиссере Пак Чхануке, на ум сразу приходит образ режиссера-киномана, который сложился благодаря вашим книгам и многочисленным статьям. Я могу предположить, что ваш взгляд на кинематограф и опыт киномана нашли отражение и в этой вашей работе. Есть ли фильмы или режиссеры, на которых вы ориентировались при работе над «Объединенной зоной безопасности»?

– Таких совсем не было. Впрочем, как обычно. Я не только не ориентировался, но и, более того, без колебаний тут же удалял какую-то фразу, если она хоть чем-то напоминала уже существующие произведения.

– Каков лично для вас образ Пханмунчжома (здесь я имею в виду не смысл, а именно визуальное изображение)?

– Южнокорейский и Северокорейский солдат стоят лицом к лицу друг к другу, и их разделяет лишь низкий бетонный бордюр. Впрочем, это так и показано в фильме. И один из них бормочет: «Эй, эй… Твоя тень уже перешла границу. Будь осторожен».

– Тема фильма «Объединенная зона безопасности», безусловно, важна, но это произведение является также масштабным проектом и с точки зрения бюджета и кастинга. Не испытывали ли вы особый груз ответственности из-за этого?

– Когда съемки подходили к концу, продюсер сообщил, что для прохождения точки безубыточности нужно собрать 510 тысяч зрителей в Сеуле, и я чуть не упал в обморок от ужаса. Он, хотевший лишь слегка намекнуть мне о небольшом перерасходе бюджета, увидев, в каком состоянии шока и растерянности я нахожусь, утешал меня. Мол, не переживай об этом, думай только о качестве фильма. Когда его рука похлопывала мое плечо, меня пронзила мысль: «Почему вдруг наши роли поменялись?» В любом случае я до сих пор считаю этот проект не блокбастером, но качественно сделанным произведением, в создание которого мы вложили необходимое количество денег.

– В картинах «Луна – мечта солнца» и «Трио» ярко ощущались стремление режиссера к индивидуальности и его размышления о том, какой фильм он хочет создать. В этом смысле в «Объединенной зоне безопасности» такие переживания были менее выражены. Как вы считаете, какие личные переживания были отражены в этом фильме?

– Я старался «убить» себя. Я стремился к коммуникации, а не к самовыражению, ориентировался на широкую аудиторию, а не на узкую группу поклонников, на тему, а не на самосознание, на актерскую игру, а не на режиссуру, на эмоции, а не на стиль, на политику, а не на эстетику. В итоге я стремился создать фильм уровня A, а не B. И, независимо от конечного результата, я горжусь тем, что яростно пытался стереть свое присутствие как режиссера из этого фильма.

– Как вы считаете, есть ли общая тема или ключевая фраза, которая могла бы объединить эти три произведения?

– Конечно же, «грех и спасение». Я вырос в католической