Чувства – это важно! Как научить ребенка понимать свои эмоции и управлять ими - Алиса Кэмпбелл

Project Implicit, вы наткнетесь на тест, который определит у вас предрассудки к мусульманам, людям другой расы, пола; по цвету кожи, возрасту, состоянию здоровья, религии; гендерные предрассудки в вопросах работы, к чужому телу и весу. Проект и сейчас обрастает новыми категориями. Ученые складывают результаты ИАТ и других поведенческих исследований и каждый год подтверждают наличие скрытой предвзятости в обществе. В 2018 году Махзарин Банаджи рассказала слушателям своей лекции в Кембридже, что дети в пятилетнем возрасте демонстрируют во время теста те же предрассудки, что и тридцатипятилетние представители их группы.

При этом наше осознанное мнение о представителях других народов только улучшается со временем. Это говорит о том, что наши скрытые предрассудки могут идти вразрез с осознанным мнением. К тому же они не всегда обидные. Часто наша неосознанная предвзятость проявляется в том, кому мы выбираем помочь, а кому — нет. Помощь только тем, кто входит в вашу социальную группу, демонстрирует скрытую дискриминацию, которая на уровне общества может стать проблемой.

Наши скрытые предрассудки о том, кто что должен чувствовать и как выражать себя, основаны и на национальной, и на половой принадлежности людей[38]. А если вы почитаете в Интернете что-нибудь на тему «каких эмоций мы ожидаем от детей с особыми потребностями», то найдете множество личных историй о том, как взрослым сложно подстроиться под таких детей дома и в школе. Мы по-разному поддерживаем эмоциональное развитие детей в зависимости от подобных врожденных признаков. Когда вы начнете работать со своими предрассудками, то заметите, что сами не всегда понимаете, каким детям и когда нужно давать возможность выплакаться, кому запрещать это делать, как кого успокаивать и успокаивать ли вообще, как малышам можно выражать свои эмоции и как нельзя.

Однажды на мастер-классе один из родителей задал вопрос: «Когда же он перестанет плакать по каждому поводу?» «А как вы сами думаете?» — спросила я. «Ну, не может же он и весь садик прорыдать!» — ответил родитель. Вот мы и обнаружили один скрытый предрассудок. Папу очень беспокоило, что из-за слез ребенка будут дразнить в школе. В его культурном контексте плакать в школе небезопасно. В таком страхе есть смысл, особенно когда он возник на фоне опыта, но именно он и превращается в предвзятость.

Думаю, не стоит и говорить, что полноценно ребенок развивается, когда у окружающих взрослых нет предвзятых ожиданий как к социуму, так и к эмоциональному контексту[39].

Как предвзятость связана с типом привязанности?

Ваши реакции на детские эмоции зависят и от вашего типа привязанности (об этом мы говорили в начале главы 2).

Если у вас тревожный тип привязанности, поскольку в детстве один из родителей постоянно беспокоился о ваших потребностях, вполне вероятно, что вы унаследуете и передадите эту тревожность своему ребенку. Детские слезы для таких людей — признак того, что они не справляются со своими родительскими обязанностями, в том числе с эмоциями малышей. Родители с избегающим типом привязанности, напротив, будут отгораживаться от детских чувств или даже спишут их на плохое поведение. Родители с надежным типом привязанности тоже могут эмоционально реагировать на поведение своих чад и даже чувствовать дискомфорт рядом с ними, но они способны проработать свои эмоции и не подавлять чувства ребенка ради собственного спокойствия.

Если у вас один из ненадежных типов привязанности, вы, скорее всего, задаетесь вопросом, сформируется ли у вашего ребенка такой же. Возможно, но не обязательно! Дэниел Сигел в своей книге «Нейробиология “Нас”» очень четко разъяснил, как тип привязанности родителя сопоставляется с типом привязанности, который он формирует у своего ребенка[40]. Его исследования указывают, что это напрямую зависит от способности взрослого понять свое детство. Чтобы проанализировать прошлое, рекомендуется пойти к терапевту и разобраться, как и почему в вашей жизни все сложилось так, как сложилось.

Как только я сама задумалась над тем, как мой тип привязанности влияет на мои отношения с учениками, я заметила, что позволяю некоторым детям ярче выражать эмоции, а другим запрещаю вовсе. Я научилась предугадывать, кому потребуется моя поддержка, у кого в эмоциональном плане особые потребности, кто обычно склонен к истерикам или/и всегда плохо себя ведет. С такими детьми я всегда была терпеливее, им давалось больше времени на осмысление сложных эмоций.

Была у меня ученица, которая всегда сохраняла спокойствие, редко о чем-то просила и справлялась с эмоциями сама. Как же я удивилась, когда в какой-то момент она начала раздражаться по мелочам и отбрыкиваться от уборки. Я сказала ей: «Понимаю, что ты не хочешь идти на уборку, но все учителя уйдут, я не могу оставить тебя одну в классе». Она всегда слушалась, но в какой-то момент я поняла, что упускаю возможность преподать ей важный урок об эмоциональном осмыслении.

В детстве я была очень на нее похожа. Учителя считали меня скромной девочкой, которая всегда внимательно слушает. Возможно, поскольку мне не позволяли проявлять в детстве эмоции, я и перенесла запреты на эту ученицу. (В моей семье, когда кто-то бурно выражал эмоции, было принято говорить: «Заканчивай».) В следующий раз я уже не торопила ее на уборку, а больше времени уделила совместному осмыслению ее эмоций. Думаю, это был полезный опыт для нас обеих.

Обнаруживая у себя скрытую предвзятость и ожидания, которые она создает, мы становимся более открытыми к эмоциональным потребностям детей. В главе 10 мы научимся тому, как учитывать нужды каждого ребенка в классе, применять СОЭ в семье или в группе, дома или вне его и проверять, что мы никого не забыли.

Да, скрытая предвзятость неочевидна даже нам, но дети ее чувствуют. Или сами неосознанно копируют. Махзарин Банаджи в своей лекции в Кембридже задала слушателям такой вопрос: «Что делать, когда одна часть вашего мозга не знает, что думает другая?» У нас есть три варианта ответа.

1. Практика включенности и осознанности

Как только вы заметите свои предрассудки, они тут же начнут бросаться в глаза. Когда я думала о своем опыте работы в государственной системе без финансирования с коллегой, то поняла, что наши методики преподавания были совсем разными из-за опыта. Я стремилась воспитать детей, которые принимают свои эмоции, могут сами справиться с ними и знают, с кем из взрослых всегда можно их обсудить. Я верила, что меняю систему изнутри, хотя и понимала, что не успею к тому времени, как мои подопечные пойдут в школу. Но, к слову, я прекрасно понимала, почему моя коллега воспитывала в детях послушание, учила избегать конфликтов — или того, что