Кино после Сталина - Павел Константинович Финн

– Не надо. Вы за меня не беспокойтесь. Вы за себя беспокойтесь, – сказал разведчик и исчез в темноте.

Ни Савва Кулиш, ни Саша Шлепянов о моем тайном участии в их фильме так никогда и не узнали.

Итак, «Летят журавли» и «Дом, в котором я живу». Два совершенно разных фильма. Но каждый из них – один невероятно ярко и громко, другой гораздо спокойнее, но увереннее – обозначили два разных направления советского кино.

Через два года после триумфа «Журавлей» не расставшиеся друг с другом Калатозов и Урусевский выпускают с волнением всеми нами ожидаемую картину «Неотправленное письмо». Уже не на «военную тему».

Глухая тайга, геологическая партия долго и пока безуспешно ищет кимберлитовую трубку, то есть алмазы. Замечательные актеры. Снова Самойлова, Смоктуновский, Урбанский, Василий Ливанов. Камера Урусевского, кажется, превзошла сама себя в «Журавлях». Пожары, пламя, невероятные дожди и снегопады, смерть одна, смерть другая, смертный бред, видение…

Градус экспрессии зашкаливает, эмоциональность изображения, режиссуры, актерской игры местами почти гипертрофированная. А зритель, как ни настраивает себя на волнение и сопереживание, остается, в общем, равнодушен.

Сценаристов трое. Валерий Осипов, автор повести того же названия, напечатанной в журнале «Юность» и ставшей поводом и основой фильма. Григорий Колтунов, профессиональный кинодраматург. И снова Виктор Розов!

Почему? Для чего он снова стал нужен режиссеру?

Ведь «пьесам Розова, – как пишет В. Казак, – свойственно реалистическое изображение действительности… тот выбор, который приходится делать в повседневной жизни “обыкновенным” людям. Отличительные черты – живые характеры, дыхание времени и верность правде жизни».

Но ведь в фильме никак не предполагалось «повседневности», да и герои, которым нужно было делать выбор, не очень «обыкновенные», во всяком случае оказавшиеся в необыкновенной ситуации.

Так для чего? Только для диалогов? Вряд ли. Конечно, могу только догадываться, но все-таки осторожно выскажу свое предположение.

Михаил Калатозов, уже давно оставивший позади свое молодое «формалистическое» прошлое, отважно решился на откровенное новаторство в «Журавлях». Однако, фантазирую, в глубине души побаивался в новой картине полной свободы оператора. Возможно, реалист Розов как раз и нужен был ему для того, чтобы за счет психологии героев как-то уравновесить мощное влияние Урусевского. Но не получилось…

Первый тематический план производства художественных фильмов на 1964 г., принятый Госкино План включает 107 картин, в том числе «Я – Куба» М. Калатозова

29 февраля 1964

[РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 1. Д. 65. Л. 18, 20]

Калатозов и Урусевский пока по-прежнему не расстаются и в 1964 году создают новый фильм по поэме в прозе Евгения Евтушенко «Я – Куба». Новое кино так и называлось. И тут уже свобода камеры становится просто безграничной.

«Движение его камеры – свободное, впечатляющее, казалось, она парит в воздухе по мановению волшебной палочки. Было непонятно, как это сделано, при помощи какой техники. Просто чудо, и все»! (Глеб Панфилов)[68].

«Дом, в котором я живу», конечно, гораздо «скромнее» «Журавлей». На этой картине зрители меньше потрясаются, но больше плачут. И когда в финале солдаты возвращаются домой. И когда мы узнаем, что героиня юной Жанны Болотовой, став медсестрой, погибла на фронте. И герой Владимира Земляникина, любивший ее с детства, остался один.

И еще эта песня, на слова фронтовика поэта Фатьянова:

Тишина за Рогожской заставою.

Спят деревья у сонной реки.

Лишь составы идут за составами,

Да кого-то скликают гудки…

Спеть песню за кадром режиссеры позвали Николая Рыбникова, это его голос. К 1957 году он уже снялся в фильме Михаила Швейцера «Чужая родня». Стал известен и любим, сыграв в «Весне на Заречной улице» Марлена Хуциева и Феликса Миронера. И конечно, в картине Александра Зархи «Высота».

Разные персонажи, но всегда простой, свойский, обаятельный и очень человеческий образ. В кино того времени он стал новым – главным – и очень близким зрителю героем, сменившим статных красавцев «сталинского» кино.

Выбор режиссерами его голоса был не просто удачен. Он во многом решал успех картины. Потому что вызывал душевное доверие к происходящему на экране.

И картина эта «скромная» не была забыта. Более того, ее влияние оказалось сильнее, чем яркая форма «Журавлей». Возможно, потому что прокладывало если и не широкую дорогу, то все-таки тропу к реальности и правде в нашем кино. И речь не о подражании, а о тенденции, которая очень важна в искусстве.

Плакат фильма «Высота». Мосфильм Режиссер А.Г. Зархи

Художник Б. Зеленский

1957

[ГЦМК]

Актер Николай Рыбников

Фотограф М.А. Трахман

1958

[ГЦМК]

Наверное, это соображение спорно, и все же одна из лучших картин классика Юлия Яковлевича Райзмана «А если это любовь?» не могла бы появиться, если бы не было «Дома, в котором я живу»…

И становится понятным, почему тогдашнее молодое поколение кинематографистов, как утверждает Александр Митта, а ему можно верить, больше воодушевлял «Дом, в котором я живу»? Объяснять это только поисками «другого киноязыка»? Но на мой взгляд, дело еще и в перемене, в обновлении общественного сознания. А это требовало не только новых героев, но и новых идей.

Для «советского неореализма», для того чтобы добиться достоверности, точных, узнаваемых подробностей, нужно было выйти из залов заседаний и кабинетов руководителей разного рода и действительно поселиться вместе со своими героями в коммунальной квартире, сесть в пригородную электричку, выйти на деревенскую или городскую улицу…

И ведь недаром Геннадий Шпаликов, который, как никто, чувствовал этот зов времени, напишет:

Ах улицы, единственный приют,

Не для бездомных —

Для живущих в городе.

Мне улицы покоя не дают,

Они мои товарищи и вороги.

Мне кажется – не я по ним иду,

А подчиняюсь, двигаю ногами,

А улицы ведут меня, ведут,

По заданной единожды программе.

Программе переулков дорогих,

Намерений веселых и благих.

И уже через год, как бы выполняя предписание собственных строк о «намерениях веселых и благих», сделает вместе с Гией Данелией фильм «Я шагаю по Москве», который сразу же, выражаясь по-нынешнему, станет хитом. Особенно среди молодых. Песню из него с удивительно запоминающейся музыкой Андрея Петрова и на слова Шпаликова поют до сих пор…

Я помню как-то, в период молодого безденежья, мы сидели у него, а за окном во дворе какой-то, наверное, не очень трезвый хор, громко