Безумие Гёльдерлина. Жизнь, поделенная надвое - Джорджо Агамбен

Und, mit Fakeln geschmükt, rauschen die Wagen hinweg.

Satt gehn heim von Freuden des Tags zu ruhen die

Menschen,

Und Gewinn und Verlust wäget ein sinniges Haupt

Wohlzufrieden zu Haus; leer steht von Trauben

und Blumen,

Und von Werken der Hand ruht der geschäfftige Markt.

Aber das Saitenspiel tönt fern aus Gärten;

vieleicht, daß

Dort ein Liebendes spielt oder ein einsamer Mann

Ferner Freunde gedenkt und der Jugendzeit; und

die Brunnen

Immerquillend und frisch rauschen an duftendem Beet.

Still in dämmriger Luft ertönen geläutete Gloken,

Und der Stunden gedenk rufet ein Wächter die Zahl.

Jezt auch kommet ein Wehn und regt die Gipfel

des Hains auf,

Sieh! und das Schattenbild unserer Erde, der Mond

Kommet geheim nun auch; die Schwärmerische,

die Nacht kommt,

Voll mit Sternen und wohl wenig bekümmert um uns,

Glänzt die Erstaunende dort, die Fremdlingin unter

den Menschen

Über Gebirgeshöhn traurig und prächtig herauf.

Вокруг покоится город; молчит освещенный проулок,

И, украшенные огнями, с шорохом проезжают

мимо кареты.

Насытившись радостями дня, люди возвращаются

домой, чтобы отдохнуть,

Расходы и доходы считает мудрый глава[104]

В покое; опустевший от гроздей плодов, цветов

И созданий рук человеческих, почивает бурный рынок.

Но где-то вдалеке в саду играет скрипка; возможно,

Там возлюбленный или одинокий человек вспоминает

Далекие наслаждения или свою молодость; и родники,

Прохладные, вечно бьют из земли и с шумом

обрушиваются на душистые клумбы.

В сумерках едва слышно звенят колокола,

И помнящий время стражник выкрикивает час.

Теперь ветер колышет верхушки деревьев в лесу,

Смотри! Тень нашей земли, луна

Показывается втайне; упоительная ночь наступает,

Полная звезд, и до нас ей мало забот,

Там она, поразительная, сияет, чужестранка

среди людей,

На вершинах холмов, печальная и ослепительная[105].

1817

27 февраля. В письме Уланду Кернер, высказываясь о нищете, в которой прозябают поэты, цитирует стихотворение Гёльдерлина «Странствие», опубликованное Зенкендорфом в «Альманахе муз» 1807 года: «Увидите – нам всем придется отправиться на Кавказ с Гёльдерлином».

Вот эти строки:

Ich aber will dem Kaukasos zu!

Denn sagen härt ich

Noch heut in den Lüften:

Frei sei’n, wie Schwalben, die Dichter.

Но я хочу поехать на Кавказ!

Ведь я слышал, как кто-то сказал,

Буквально сегодня это повисло в воздухе:

Поэты свободны, словно ласточки.

Письмо Гёльдерлина матери:

Почтеннейшая госпожа матушка,

Прошу вас не сердиться, что я постоянно докучаю вам очень короткими письмами. Выражение наших намерений и того, как мы проявляем участие к остальным, к тем, кого почитаем, и того, как протекает жизнь для людей, – такова природа подобного общения, и нас стоит за это извинить.

Снова оканчиваю письмо и именую себя вашим преданнейшим сыном, Гёльдерлин.

1818

Письмо Гёльдерлина матери:

Моя дражайшая матушка,

Поскольку господин Циммер любезно позволяет мне писать, я вполне волен это делать. Всячески уповаю на вашу милость. Без сомнений, вы меня не оставите. Надеюсь вскоре вас увидеть.

Всем сердцем Ваш преданный сын, Гёльдерлин.

Почтеннейшая матушка,

Снова пишу вам. Повторять то, что уже было написано, – не всегда напрасное занятие. Оно основывается на том, о чем говорят, когда призывают к добру и говорят нечто серьезное, не стоит сердиться, если повторяют одно и то же и не предлагают нечто окромя привычного. Пожалуй, хватит.

Покорнейше выражаю вам свои наилучшие пожелания и преданно именую себя вашим сыном, Гёльдерлин.

1819

Письмо Гёльдерлина матери:

Почтеннейшая госпожа матушка!

Прекраснейшая госпожа Циммер наказывает мне не забывать проявлять свое внимание к вам и засвидетельствовать письмом мою неизменную привязанность. Долг, который людям надлежит исполнять, в том числе выражается в том, как рьяно сыновья посвящают себя матерям. Отношения между людьми строятся по этим правилам, следование им и частое их исполнение приводят к тому, что они кажутся менее суровыми и более созвучными сердцу. Примите же этот знак моей непреложной преданности.

Именую себя вашим верным сыном, Гёльдерлин.

Почтеннейшая матушка!

Позволю себе снова написать вам. То, что я вам уже сказал, я повторяю – с теми же мыслями, что вам известны. Желаю вам всяческих благ. Снова вынужден прерваться на этом месте и прошу за то прощения.

Почтеннейше выражаю вам свои наилучшие пожелания и именую себя вашим преданным сыном, Гёльдерлин.

1820

10 мая. Кернер пишет Карлу Майеру и предлагает ему «выпустить собрание стихотворений Гёльдерлина на благо родины. Очень жаль, что он, единственный автор элегий в Вюртемберге, пребывает в таком забвении, погребенный под опилками, которые вышли из-под рубанка тюбингенского плотника. Я не могу этого сделать, поскольку у меня нет на руках альманахов и журналов, где публиковались его произведения. Лучше всего это сделают Гауг и Нойфер… поговори со Швабом, он тоже может этим заняться или поспособствовать делу».

29 августа. Друг Синклера, лейтенант пехоты Генрих фон Динст предлагает Котте опубликовать сборник стихотворений Гёльдерлина и вместе с ним переиздать «Гиперион». «Благодаря покойному тайному советнику Сайнклеру (sic), у меня оказалась одна рукопись: шесть печатных листов стихотворений Фридриха Гёльдерлина, автора “Гипериона”; некоторые из них выходили в разных журналах, но, насколько мне известно, не все. Покойный ранее намеревался наилучшим образом издать стихотворения своего несчастного друга, а после того, как Синклер покинул нас, я также захотел это сделать, однако мне помешали война и другие причины, в частности то, что я совершенно не имел представления, каковы жизненные обстоятельства автора и взаимоотношения с обществом. Я не знаю, жив ли он еще, или же пребывает в Тюбингене все в том же плачевном состоянии, есть ли у него близкие, которые могли бы расширить содержание этого небольшого сборника (если у них имеются какие-нибудь другие рукописи) и заняться его изданием». Среди тридцати трех предложенных стихотворений упоминаются «Патмос», «Рейн», «Воспоминание», «Половина жизни», «Осенний праздник», «Странствие», «Робость». Цель этого издания – не допустить, «чтобы ум вроде гёльдерлиновского был слишком быстро забыт или же вовсе окончательно