Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

вызывали раздражение окружающих, кичась своей добродетельностью. Но в них была воплощена нравственная сила иудаизма, и поэтому они завоевали поддержку средних классов, наделяя своих последователей верой и правилами, которые спасли их от распада, когда разразилась катастрофа. После разрушения храма (70 г.) жречество потеряло свое влияние, саддукеи исчезли, на место храма пришли синагоги, и фарисеи, через своих раввинов, стали учителями и пастырями рассеянного, но несломленного народа.

Самой крайней из иудейских сект были ессеи. Их благочестие брало свой исток в движении хасидов, их имя • произведено, вероятно, от халдейского азсЬа! («купальщик»), их учение и практика восходили к аскетическому режиму и теории, широко распространившимся в последний век до рождения Христа. Возможно, на них оказали влияние брахманистские, буддистские, персидские, пифагорейские и кинические представления, встретившиеся на перекрестке торговых маршрутов — в Иерусалиме. Насчитывая в Палестине около четырех тысяч членов, они были организованы в отдельный орден, соблюдали предписания как писаного Закона, так и устной традиции со страстной истовостью, и жили вместе почти в монашеском безбрачии, возделывая землю в оазисе Энгади, расположенном посреди пустыни к западу от Мертвого моря. Они обитали в домах, принадлежавших общине, ели сообща и в молчании, избирали своих вождей всеобщим голосованием, отдавали свое имущество и заработки в общую казну и повиновались изречению хасидов: «Мое и твое принадлежит тебе»{1493} Многие из них, говорит Иосиф, «жили больше ста лет благодаря простоте пищи и размеренности жизни»{1494}. Каждый из них одевался в белые льняные одежды, носил с собой небольшую мотыгу, чтобы закапывать свои испражнения, мылся, как брахман, после еды, и считал нечестием опорожняться по субботам{1495}. Некоторые из них вступали в браки и жили в городах, но следовали толстовскому правилу — сходиться с женами только ради зачатия детей. Члены секты избегали всех чувственных удовольствий и посредством медитаций и молитвы стремились достичь мистического единения с Богом. Они надеялись, что благодаря благочестию, воздержанию и созерцанию способны приобрести магическую силу и предвидеть будущее. Как и большинство людей своего времени, они верили в ангелов и демонов, видели в болезни манифестацию одержимости злым духом и пытались изгонять бесов посредством магических формул; к их «тайному учению» восходят некоторые части Каббалы{1496}. Они ждали пришествия мессии, который учредит на земле коммунистическое эгалитарное Небесное Царство (Malchuth Shamayim); в это Царство попадут лишь те, кто прожил безупречную жизнь{1497}. Они были пламенными пацифистами и отказывались делать орудия войны; но когда легионы Тита атаковали Иерусалим и храм, ессеи присоединились к остальным иудеям, встав на защиту родного города и его святыни, и сражались до тех пор, пока большая Часть ордена не была уничтожена. Когда Иосиф описывает их обычаи и страдания, кажется, что мы погружаемся в атмосферу христианства.

Их завинчивали и растягивали, члены у них были спалены и раздроблены; над ними пробовали все орудия пытки, чтобы заставить их хулить законодателя или отведать запретную пищу, но их ничем нельзя было склонить ни к тому, ни к другому. Они стойко выдерживали мучения, не издавая ни одного звука и не роняя ни единой слезы. Улыбаясь под пытками, посмеиваясь над теми, которые их пытали, они весело отдавали свои души в полной уверен ности, что снова получат их в будущем{1498}.

(Перевод Я. Л. Чертка)

Саддукеи, фарисеи, ессеи были главными религиозными сектами поколения, предшествовавшего рождению Христа. Книжники (Накатт, «ученые»), которых Иисус так часто ставил на одну доску с фарисеями, были не сектой, но людьми определенной профессии; это были ученые, сведущие в Законе, которые читали лекции о нем в синагогах, преподавали его в школах, обсуждали его положения публично и приватно и применяли его, вынося приговоры по особым случаям. Некоторые из них были жрецами, часть — саддукеями, большинство — фарисеями; в те два века, что предшествовали деятельности Хиллела, они были тем, чем станут раввины после него. Они были иудейскими «юриспрудентами», чьи юридические воззрения, отбиравшиеся временем и передававшиеся дословно из уст в уста от учителя ученику, стали частью той устной традиции, которая почиталась фарисеями наряду с писаным Законом. Под их влиянием кодекс Моисея был дополнен тысячами детальных предписаний, предназначенных на все случаи жизни.

Самая ранняя фигура, зримо выступающая из общей массы этих светских учителей Закона, — это Хиллел, и даже он почти полностью заслонен от нас паутиной легенд, которой благодарные потомки оплели его имя. Предание свидетельствует, что он родился в Вавилоне (75 г. до н. э.?) в знатной, но обедневшей семье. Будучи уже взрослым, он приходит в Иерусалим, где занимается физическим трудом, чтобы прокормить жену и детей. Половину своего дневного заработка он отдавал за посещение школы, в которой два знаменитых учителя — Шемайя и Абтолим — разъясняли Закон. Не имея однажды денег и не допущенный к занятиям, он вскарабкался на окно, «чтобы слышать слово Бога живого». Сильно замерзнув, он упал в снег, повествует легенда, и был найден на следующее утро полумертвым{1499}. Он сделался, в свою очередь, почитаемым раввином, или учителем, известным своей скромностью, терпимостью и мягкостью. Одно из преданий рассказывает о человеке, который побился об заклад, что сможет разгневать Хиллела, и проиграл{1500}. Он провозгласил три принципа, которыми следует руководствоваться в жизни: мудрая любовь к человеку, миру и закону. Когда потенциальный прозелит попросил его объяснить закон за время, пока человек способен простоять на одной ноге, Хиллел ответил: «Не делай другому того, что ненавидишь сам»{1501}[100]. Это была осторожная негативная формулировка того золотого правила, которое задолго до этого было сформулировано позитивным образом в книге «Левит». Хиллел учил: «Не суди своего соседа, пока не оказался на его месте»{1502}. Он стремился примирить враждующие секты, изложив семь правил интерпретации Закона. Его собственные интерпретации были либеральны; что следует отметить в первую очередь — это его усилия по облегчению процедуры развода и заимодательства. Он был не реформатором, но примирителем. «Не отделяйтесь от общины», — советовал он юным мятежным душам своего времени. Он принял Ирода как неизбежное зло, и тот назначил его председателем синедриона (30 г. до н. э.). Фарисейское большинство синедриона любило Хиллела настолько, что он оставался на этом посту до самой смерти (10 г. н. э.). Из уважения к его памяти эта должность была сделана наследственным достоянием его семьи и передавалась от отца к сыну на протяжении четырехсот лет.

Второе почетное место после Хиллела занимал в совете его антагонист, консервативный рабби Шаммаи.