Приручи ветер - Андрей Урбанович

и позвонили маме. Папа живо рассказал о том, как нас приняли его университетские друзья, сообщил, что маршрут путешествия изменится и перечислил несколько названий то ли городов, то ли сёл, я о них ничего не слышал. Мама в ответ грустно вздохнула:

– Не замучай мальчонку. Это ты привык к дорожному быту, а ему ведь только двенадцать.

– Порой мне кажется, он старше некоторых моих коллег, – ответил папа и подмигнул мне.

Когда мы вышли на улицу, отец остановился, замер, а потом негромко произнёс:

– Кажется, я понял, куда нам отправиться. Только пока не знаю, как и на чём.

– Ты же говорил, на поезде, – сказал я.

– Нам не надо ехать на вокзал. Уверен, нас уже хватились.

– Что же нам теперь всё время прятаться? – спросил я.

– Нет, – ответил отец. – Нам всего лишь нужно время и место, чтобы прийти в себя.

Через полчаса мы стояли возле облезшего здания автовокзала и разглядывали вереницу машин.

– Положимся на интуицию. Нам нужно в Зареченск. Это совсем близко. Как думаешь, какой из этих драндулетов едет в ближайший районный центр?

Я стал шарить глазами.

– Как наше шестое чувство? – спросил он.

– Молчит, – ответил я.

– А вот моя интуиция указывает на эту развалюху, – он ткнул пальцем в сторону маленького автобуса с цветными стёклами на крыше. – Проверим?

Он не ошибся. Уже через двадцать минут мы медленно двигались вдоль городских улиц. Кроме нас в автобусе было ещё три человека. Бабушка с плетёной корзинкой, промокший до нитки старик и девчонка чуть старше меня. Внимательно вглядываясь в их лица, я с облегчением вздохнул. За нами никто не следил. Отец, по-видимому, подумал о том же. Он придвинулся ко мне и стал рассказывать:

– Для меня эта область почти родная. Когда-то здесь жила моя мама. Да и я тоже. Правда, то было в далёком детстве. А вот в студенческие годы судьба опять забросила меня в этот район. Недалеко отсюда, лет пятнадцать назад, мы раскопали пару курганов. Ничего особенного там не нашли. Зато у меня осталось много хороших знакомых. Некоторые из них по сей день работают в Зареченске. Кто в музее, кто преподаёт. Но есть ещё одно обстоятельство… Пожалуй, не буду забегать вперёд. Сейчас три часа дня. Значит, мы найдём всех, кто нам нужен.

Пока мы ехали, дождь прошел. По обеим сторонам дороги мелькали мокрые рощи, запруженные водой поля, посеревшие от сырости деревенские избы. Из рассказов отца стало ясно, что он действительно хорошо знает здешние места. Названия деревушек, рек вызывали в его памяти вереницы забавных историй. Я узнал, как у одного крестьянина за бутылку он выменял небольшую бронзовую лошадку, как обнаружил очередной курган в том самом месте, где покупал парное молоко для студенческой группы. Слушая его, я невольно подумал, что всего-то месяц назад я просто благоговел перед своим отцом. А сейчас мы сидим в автобусе, подпрыгивающем на кочках, и болтаем с ним на равных как старые друзья. И, конечно же, всего этого никогда бы не случилось, если бы не мой злополучный дар.

Глава шестнадцатая. Музей. Бубен шамана

Через час с небольшим нас высадили у здания краеведческого музея. Отец с улыбкой посмотрел по сторонам и констатировал:

– За последние два десятка лет здесь ничего не изменилась. Вот только забор перекрасили.

– Мы можем увидеть Наталью Васильевну? – спросил он у женщины-билетёра, сидевшей у входа.

– По какому вопросу? – поинтересовалась она.

– Скажите, по личному, – улыбнулся отец. – Уверяю вас, она не огорчится.

Не прошло и минуты, как по лестнице навстречу нам спустилась женщина – худенькая, с короткой стрижкой, в брюках, если бы не серьёзный взгляд и едва заметные морщинки вокруг глаз, ни дать ни взять, подросток. На последней ступеньке она остановилась и, внимательно вглядевшись в наши лица, воскликнула:

– Плетнёв! Неужели ты?

– Я, Наташа, я. Что, не похож?

Она подошла ближе, легко коснулась папиного виска и сказала:

– Похож, только инеем немножко покрылся.

– А вот ты совсем не изменилась.

– Врёшь, бродяга. Как всегда, врёшь, – рассмеялась она.

Мне почему-то стало несколько не по себе, словно я подслушивал чужую тайну, хотя, ничего такого и не было сказано. Я отвернулся, сделав вид, что изучаю плакаты и объявления на стенах.

– А это, как я поняла, Серёжа. Здравствуй, наследник славного рода, – обратилась ко мне Наталья Васильевна.

Я что-то пробурчал в ответ.

– Ну-с, господа, следуйте за мной, – сказала она и стремительной походкой двинулась вверх по лестнице.

Мы оказались в просторном кабинете, увешенном грамотами, афишами и иллюстрациями музейных экспонатов. Из разговора выяснилось, что Наталья Васильевна уже год заведует этим музеем.

– Надо же было согласиться, – сокрушалась она. – Когда меня на должность уламывали, обещали с реставрацией помочь, деньги на ремонт выделить… Я как дура поверила.

Она заговорила о прохудившейся крыше, мне от этого стало совсем скучно. Отец, заметив мой тоскливый взгляд, сказал:

– Серёжа, если хочешь, поброди по музею, думаю, это увлекательней, чем наша болтовня.

Ни одного посетителя, единственный звук – легкое гудение ламп дневного света. В кресле дремала одна из служительниц муз, её внешность была под стать окружению – и по возрасту, и по фасону платья. Услышав мои шаги, она открыла глаза, вздохнула и вновь погрузилась в дрёму. Музей мне казался крайне убогим. Предметы крестьянского быта, черно-белые фотографии, посуда девятнадцатого века, монеты, ассигнации и т. д. и т. п. Подобные объекты можно увидеть в любом захолустье.

Я вошёл в последний зал и замер у шаманского одеяния. Поразило обилие украшений, пентаграмм и всяческих побрякушек. В основном это были змейки разных форм, сделанные из меди, вышитые на ткани, просто ленточки в форме змеи – маленькие и большие. Наверное, их была ни одна сотня. Кроме того, там было несколько колокольчиков, миниатюрные лук и стрелы.

Тут же под стеклом находился бубен. Прежде мне не доводилось разглядывать атрибуты шаманских культов, только что-то подсказало мне – это был самый необычный бубен. Диаметром более полуметра, весь в диковинных узорах, в самом центре раскидистое дерево, в кронах которого прятались птицы, а у ствола – звери. Он походил на магическую картину, и я, завороженный тайнописью, невольно застыл. Казалось, время престало существовать для меня, так долго я там простоял.

Возвращаясь в кабинет Натальи Васильевны, я услышал сквозь полуоткрытую дверь весьма эмоциональный разговор.

– Ну зачем, скажи на милость, он тебе нужен? – спрашивала Наталья Васильевна. – Что ты надеешься от него услышать?

– Вдруг это поможет… – сказал отец.

– При чём здесь ваша ситуация?

– Пойми, многие годы мы считали его сумасшедшим, – продолжал папа. – Но, я думаю, мы ошибались. А случай с Сергеем…

Когда я вошёл, разговор оборвался.

– Рассказывай, что увидел интересного? – спросил папа.

– Там вот такой бубен, – я показал руками его размеры.

Папа и Наталья Васильевна переглянулись.

– Можно его в руках подержать?

– Нет! – хором сказали они.

– Жаль… Ну хотя бы притронуться к нему? Наверняка, с ним много чего связано, – не сдавался я.

– Это очень редкая вещь, – осторожно заговорила Наталья Васильевна. – Дело в том, что по обычаю шаманов хоронят в их ритуальных одеждах, но бубен оставляют у надгробья. Это как бы ездовой олень в иной мир. У этого бубна другая судьба. В наш музей его доставили в конце двадцатых годов. Может шаман внезапно умер или был убит во время гражданской войны. Неизвестно. Но, судя по всему, похоронили его не по обряду.

– А если его не снимать, а просто потрогать? – предложил я.

– Через полчаса музей закрывается. Так что, давайте подождём, – сказала Наталья Васильевна.

В вестибюле погасили свет, оставив пару дежурных ламп. Внизу несколько раз открылась и захлопнулась дверь. Хозяйка музея оставила нас в своём кабинете, а сама отправилась провожать служителей по домам.

– Серёж, а почему ты выбрал именно бубен? – спросил папа.

– Не знаю. Он словно не из этого мира, – сказал я.

– Это правда. Мне кажется, даже не из этой местности. Какая-то смесь якутских, алтайских и южносибирских традиций. Даже