Приручи ветер - Андрей Урбанович

что странно? – начал я без всяких предисловий. – Раньше, истории рождались только, когда ты подавал мне предмет. Я пробовал несколько раз – без тебя ничего не получалось. А сейчас, стоит мне сосредоточиться, захотеть – и тут же начинается…

– Ты растёшь, меняешься. И твой дар – тоже, – сказал папа.

– Есть ещё одна новость. Я могу о каждом предмете рассказать несколько историй. Надо только выбрать. Не знаю, как объяснить… Они мелькают передо мной в сжатом виде, я словно ощущаю их вес, содержание, эмоцию… И, почему-то, мне кажется – это не от роста.

– А от чего?

– Не знаю… Словно что-то внедрилось в меня. Что-то заставило по-другому существовать то самое, что ты называешь даром. Иногда, мне кажется, они – этот Пётр Вениаминович, сделали какую-то вещь… – мне так и не удалось сформулировать свои ощущения.

– Как и когда они могли сделать? – отец крепко обнял меня. – Что ты, глупыш? Не выдумывай. Даже тот тип, что следил за нами, ближе, чем на пять метров к твоей персоне не приближался. Правда, он нас фотографировал, но, поверь мне, через фотоаппарат никакие таинственные воздействия на человека невозможны – такой техники ещё нет.

– Через фотоаппарат – это, конечно, смешно, – согласился я. – Только, знаешь, папа, когда мы были в музее, даже, когда шли по улице, мне всё время казалось, ответ рядом. В прямом смысле – лежит в кармане. А здесь, всё опять перепуталось.

– Давай, ты подумаешь на эту тему завтра, – предложил папа. – Сейчас надо выспаться.

– Помнишь, в музее ты обещал мне рассказать о преподавателе?.. Который с бубном?.. Мне показалось, это что-то важное…

– Завтра. Всё завтра. На сегодня разговоры закончены.

Глава восемнадцатая. Фантик

Меня разбудил щелчок дверного замка. Я встал, прошёл на кухню. Там на столе, под связкой ключей лежала записка.

«Ушла на работу. Буду после семнадцати. Обед в холодильнике. Ключи – если надумаете прогуляться. До вечера. Наталья».

Сначала, я рассматривал корешки книг, пролистал пару альбомов по живописи, по-моему, на французском языке. Потом, моё внимание привлекли грампластинки. Отыскав там любимого папой Луи Амстронга, я включил проигрыватель и, постепенно прибавляя звук, наблюдал, как просыпается отец.

А дальше утро потекло, словно мы были у себя дома. Завтрак, просмотр новостей, приведение в порядок одежды.

– Однако, этот ливень нас изрядно помял, – говорил папа, отглаживая утюгом стрелки на брюках.

– Ты обещал мне что-то рассказать, – напомнил я.

Отец выключил утюг, аккуратно поставил его на гладильную доску и сел напротив меня.

– Дело в том, что Андрей Викторович – тот самый преподаватель атеизма – твой дедушка. Вот это я и хотел тебе сказать.

– Ты же говорил, что он где-то пропал. Вроде в научной экспедиции.

– Так и есть. Он пропал. Только не в экспедиции… Многие считали, что после истории с бубном он тронулся умом, и ударился в суеверие. Честно скажу, твоя бабушка избегала всяческих разговоров о нём. Думаю, она не могла ему простить переезда в глухую деревню. А особенно того, что он исчез, и много лет не давал о себе знать. Мне тогда было около пяти, я его почти не помню. Потом он снова объявился. Мне было уже лет десять, он приехал к нам буквально на пару часов, оставил деньги и солдатика. Того самого. Вспомни свою историю об Остроносом. И после этого случая о нём не было ни слуху, ни духу. Но пару лет назад до меня дошли вести, что он вернулся в родные края и живёт где-то здесь почти отшельником.

– Получается, он был в Китае? – удивлённо спросил я.

– Судя по твоему рассказу, да. Ума не приложу, как он получил разрешение. Или сам… Нелегально…

– Почему ты раньше этого не рассказывал?

– Ты не представляешь, как я на него злился. И за бабушку, и за то, что он так нас бросил. Даже была мысль отыскать его и всё-всё выговорить.

– А сейчас, тоже злишься?

– После твоей истории с бубном – нет. Я подумал, вдруг он столкнулся с чем-то, что переломило его. Полностью, так, что он уже не мог оставаться прежним – мужем, отцом, преподавателем атеизма. И ещё… – отец остановился, глядя на меня.

– Что?.. – переспросил я.

– Мне показалось, что свой дар (будем его называть так), ты получил именно от деда – по наследству.

– Мне уже не нравится то, что со мной происходит, – сказал я. – Так хочется, чтобы всё было, как раньше.

– Думаешь, это в наших силах? – спросил отец.

– Не знаю, – ответил я.

– Вот и я, не знаю, Серёжа. Поэтому давай-ка я доглажу нашу одежду. А ты включи мне ещё какую-нибудь музыку.

Но включить музыку я так и не успел, потому что именно в этот момент, папа взялся приводить в порядок мою джинсовую куртку. Перед тем, как гладить, он вытряхнул содержимое карманов. Оттуда выпали: гильза, два счастливых автобусных билета, коробок спичек, медная гайка и фантик от конфеты, которой меня угостили в самолёте.

– Что за хлам! – возмутился отец. – Ты просто Плюшкин! В мусорку всё это!

– Подожди, папа… – сказал я, уставившись на фантик с надписью «Шок». – Сейчас я тебе что-то расскажу.

Едва мои пальцы коснулись фантика…

Владислав Аркадьевич заметно волновался. Если всё получится – откроются такие горизонты, что даже представить невозможно, как изменится его жизнь, его карьера. Он налил из графина полный стакан воды и залпом, опустошив его, взглянул на собеседника. Сидевший напротив него старенький профессор смиренно ожидал, какое решение примет руководство.

– Пётр Вениаминович, я всегда доверял вашей интуиции, – произнёс Владислав Аркадьевич. – И если вы убеждены, что это необходимо, то, конечно же, мы санкционируем. Давайте-ка ещё раз все оговорим.

Пётр Вениаминович облегчённо вздохнул, переложил трость в другую руку и заговорил:

– Способности мальчика очень многообещающие. Их можно использовать как в следственном деле, так и в исследовательской работе. Однако необходимо их полное раскрытие. Понимаете, то, что есть сейчас – недостаточно. Ему требуется помощь извне.

– Это как раз ясно, – кивнул Владислав Аркадьевич. – Но, как я понял, его родители категорически против. Отец – кандидат наук, человек известный, да еще и состоит в переписке с зарубежными коллегами… Не вышло бы скандала.

– Поэтому мы и составили такую хитроумную схему, – сказал Пётр Вениаминович.

– Ну, допустим, это сработает. Как вы собираетесь контролировать ситуацию? Вы говорили, возможны осложнения?

Профессор слегка помялся и, словно извиняясь, произнёс:

– Для верности я бы отправил с ними человека. Пусть он за всем проследит.

– Это правильно. Заодно, протестирует действие вашего препарата. У меня возникла такая идея: помните пару недель назад произошло покушение. Следствие не дало результатов. Так вот, а что, если вашему вундеркинду подбросить гильзу?

– Попробовать можно. Но я не надеюсь на столь быстрый результат. Должны произойти некие преобразования в нервной системе. Понимаете, это будет уже немного другой человечек, – сияя улыбкой, сказал Пётр Вениаминович. – Кстати, а как вы хотите всучить ему гильзу. Ведь у мальчика, предполагаю, разовьётся сверхчувствительность?

– Будем ориентироваться по ситуации, – ответил Владислав Аркадьевич. – Если фокус удастся, нам гарантировано дополнительное финансирование. Это уже будет признанный факт. Однако вернёмся к технической стороне дела.

– Да всё очень просто. Сначала он должен принять пилюлю, а затем – внутривенный укол. Идеальный временной отрезок между этими процедурами – один час, – легонько постукивая тростью, пояснил Пётр Вениаминович. – Позвольте пригласить Громову. Я бы хотел провести инструктаж в вашем присутствии.

В кабинет вошла коротко стриженная молодая женщина, одетая в строгий тёмно-серый костюм. Поздоровавшись, присела на стул, внимательно посмотрела на Петра Вениаминовича, после чего перевела взгляд на Владислава.

– Танечка, вы уже в курсе дела? – спросил он, заметно смутившись под её металлическим взглядом.

Громова кивнула.

– В самолёте вы будете сидеть рядом, это мы устроим. Но в контакт надо