Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова - Олег Владимирович Демидов

пытались ухаживать и до Губанова, но это было трудно. Она сногсшибательная красавица, а заговорить с такой – страх и ужас, ведь девушка за словом в карман не лезла и могла легко, быстро и изящно отбрить любого ухажёра. Так произошло и с Булатом Окуджавой. Это было в самом начале 1960-х годов. Ему было 37, ей – 18. Он пригласил на свиданье. Она согласилась. И добавила: «Буду вовремя, дядя Булат!»

Естественно, этот «дядя» резко охладил порыв Окуджавы.

Кира Сапгир описывала её как пиратку и разбойницу: «У пиратки Баси зелёные, как у стрекозы, глазища – горят в арбатском дворовом мраке. Она говорит про себя: я поэт. В её стихах открыл редчайший размер Квятковский[225]»[226].

Лимонов, большой ценитель и соблазнитель русских красавиц, тоже заметил её. И вообще ужасно ревновал: такая девушка – и кому досталась? Вот этому мужичку-простачку Лёне Губанову. Позже он обзаведётся своей московской красавицей – поэтессой и манекенщицей Еленой Щаповой[227]. Но пока заглядывался на Басилову:

«В Москве, куда я сбежал из Харькова в 1967-м году, уже жили далеко впереди всей страны. Вровень с калифорнийскими хиппи одевалась Алёна Басилова <…> [Она] была высокая бледная девочка. Обычно ходила в замшевых потёртых клёшах и ярких футболках. Увешанная тучей украшений: фенечек и бус. Дочь мамы-драматурга по имени Алла <Рустайкис>, Алёна писала стихи и принимала у себя в старой квартире на Садовом кольце поэтов и художников круглые сутки. Там, где в Садовое вливается Каретный Ряд, прямо посередине Садового кольца находился островок земли с несколькими домами и узким садом. В саду она обычно прогуливалась с пуделем. Алёну можно по праву назвать первой советской хиппи. Поговаривали, что Алёна – родственница Иды Шагал. Возможно, так и было»[228].

По поводу родственных связей Лимонов чуть-чуть напутал. Бабушку Басиловой, действительно, звали Идой, но фамилия её была не Шагал, а Хвасс. Она волей-неволей являлась частью ранней советской богемы, позировала художнику Осмёркину, была родственницей, с одной стороны, сестёр Каган – Лили (Брик) и Эльзы (Триоле), а с другой стороны, имела деда Исака Мандельштама (все Мандельштамы, как известно, родственники (а значит, среди дальних-дальних-дальних родственников у Басиловой – не только Осип Мандельштам, но и Вадим Шершеневич[229])).

Вообще домашняя обстановка располагает к богемному образу жизни. Мать и дочь при случае это всячески подчёркивали: вот рояль, под которым любил спать Осмёркин, на этом подоконнике пил Пастернак, на этом стуле сидел после своего концерта безумно уставший Маяковский, вот стопка, из которой всю ночь хлестал весёленький Генрих Сапгир, вот гитара, которую забыл Окуджава, вот пустой флакончик духов, который выпил с похмелья Андрей Вознесенский.

Историй было много. И уже становилось неважно, правдивы они или нет. Когда такой полёт фантазии, наслаждаешься не истиной, а художественным вымыслом.

Что ещё о Басиловой можно сказать? Иные утверждали, что она проспала весь Советский Союз, ибо вела преимущественно ночной образ жизни. Это отчасти отражено и в её стихах[230]:

Со подвечера – ваша,

Со полуночи – тоже,

Ходит девка постарше,

Ходит девка построже

Не раз прыгала в окно. Могла себе позволить: первый этаж – окнами в землю, а её второй этаж – не так высоко. Лёгкий эпатаж собравшейся публики. Никогда не работала. Но ездила по деревням, скупала иконы и перепродавала их. Тогда этот полулегальный «бизнес» приносил хороший доход.

Когда связалась со смогистами, матушка её сначала негодовала (а кто бы спокойно отнёсся к такой компании?): «Влезла в какое-то общество гениев, курит без передышки и не желает ни учиться, ни работать. А всё потому, что сама я вела безумную феерическую жизнь и думала, что это не отразится на ребёнке»[231] – а потом приняла и образ жизни, и нежданного зятя.

Басилова читала свои стихи как плакальщица. Сама рассказывала, как это получилось[232]:

«В ранних своих стихах я шла от Иннокентия Анненского, Мандельштама, Пастернака. И я, уверяю вас, превратилась бы в эпигона кого-нибудь из них, если бы не фольклор. Он меня буквально спас. Меня поразила суггестивность русской фольклорной поэзии. Из поэтического фольклора меня больше всего интересовали разбойничья поэзия и поэзия плакальщиц. Ведь все мы двигались тогда, как в ночи. Благодаря фольклору я себя и нашла».

Приведём ещё несколько строчек из её стихотворения «Соловьи-разбойники»[233]:

Ходит девка по краю,

Ходит девка по крою,

Ходит тень, не мигая,

Точно глаз у конвоя,

Ходит девка по хмури,

Ходит чётко и гладко —

К ночи тело прибудет

Точно мёртвая хватка!

Эта девка не шутит,

Эта девка не щадит,

Эта девка до жути

Босиком обучает!

Отчасти на этот текст, а отчасти на песню Окуджавы «Эта женщина – увижу и немею…», посвящённую Басиловой, – Губанов отвечал[234] своим «Стихотворением о брошенной поэме»[235] (11 ноября 1964)?

Эта женщина недописана,

Эта женщина недолатана.

Этой женщине не до бисера,

А до губ моих – Ада адова…

<…>

Вот сидит она, непричастная,

Непричёсанная, ей без надобности.

И рука её не при часиках,

И лицо её не при радости.

Как ей хмурится, как ей горбится,

Непрочитанной, обездоленной.

Вся душа её в белой горнице,

Ну, а горница недостроена.

Они начали встречаться осенью 1964 года. Вскоре поженились. Андрей Битов вспоминал об этом периоде жизни и говорил, что Губанов – «был чем-то невероятным, каким-то облаком, а не человеком – состоящим из улыбок, любви, цветов, стихов – и всё это было обращено к жене»[236]. Но брак продлился недолго. Уже в 1968 году Басилова будет просить о разводе – и только в 1970 году все формальности будут улажены.

Отношения были и сказочные, и сложные. Два поэта. Два сложных характера. Литературная жизнь бьёт ключом. В каждом доме – и в Кунцево, и на Садово-Каретной – родители, а это, как вы понимаете, не способствует нормальным отношениям.

Они пытались жить отдельно, но, во-первых, это затратно, а во-вторых, трудно, чисто в бытовом плане: когда витаешь в эмпиреях, не до сковородок и глаженых рубашек.

Они то сходились, то расходились. Друзья не успевали за этим следить. Один такой эпизод зафиксировал Алейников: «…позвонил я Алёне Басиловой. Она со мной говорила приветливо и дружелюбно, слегка