Гафт и Остроумова. История любви - Михаил Александрович Захарчук

первой актрисой, исполнившей роль Раневской, была жена Чехова, Ольга Леонардовна Книппер. Весьма впечатлительный драматург в болезненном состоянии примчался из Ялты в Москву, присутствовал на репетициях и в расстроенных чувствах заявил, что Станиславский «загубил» одно из лучших его детищ. Следовало бы особо подчеркнуть, что с тех далеких пор «Вишневый сад» пользуется необыкновенной популярностью как у отечественных, так и у зарубежных режиссеров. Все они, что, в общем-то, понятно и оправданно, всегда главную ставку делали и продолжают делать на роль Раневской. Именно поэтому создать такой образ почитали за честь Алла Тарасова, Алла Демидова, Татьяна Лаврова, Алиса Фрейндлих, Александра Захарова, многие другие известные и не очень актрисы.

Насколько важна роль Раневской в «Вишневом саде», можно увидеть еще из такого примера. Изначально ее в «Современнике» исполняла Татьяна Лаврова. А когда она ушла из театра, Галина Волчек пригласила в спектакль Алису Фрейндлих, и та три года ездила из Питера в Москву. И это при том, что она исполняла роль Раневской на сцене Ленсовета, где пьесу специально для нее поставил муж – режиссер И. П. Владимиров. Потом Галина Волчек дала Раневскую Марине Нееловой. Конечно, эта талантливая актриса существенно пополнила палитру спектакля собственными красками и полутонами. Но актерский-то ансамбль остался прежним, из пятнадцати артистов. В нем брата Раневской хорошо сыграл Владислав Ветров. Дочери, родная Аня и приемная Варя, тоже неплохо получились у Татьяны Лялиной и Марии Аниковой. Александр Хованский профессионально справился с персонажем студента Петра. Наконец, и главного героя этой драмы-комедии Лопахина просто-таки замечательно исполнил Сергей Гармаш.

А что же Гафт и его Фирс? Об этой роли есть совершенно блестящие воспоминания Валентины Алексеевны Логиновой, работавшей гримером в «Современнике: «В фойе театра идет читка пьесы, после которой объявляют распределение ролей. По коридору, что около сцены, проходят возбужденные актеры, бурно обсуждая распределение. На загорелом, посвежевшем после отпуска лице Валентина Гафта было написано изумление, в котором читалось не то счастье, не то возмущение – ему дали роль… «столетнего» Фирса! Актеры были потрясены этим, и все – кто со смехом, кто с опаской – ведь может послать, и как! (или того хуже – написать эпиграмму) – поздравляли актера. Судя по его реакции на поздравления, он и сам был ошеломлен. Еще бы – молодому, красивому, стройному, с бицепсами Шварценеггера Гафту, который годился на роли суперменов, суперлюбовников, и вдруг… глухой, умирающий Фирс! Я думала, он откажется от этой роли. Но на одном из ближайших спектаклей он подошел ко мне и сказал: «Сделай мне Фирса», что означало – грим. Значит, он сказал себе «да» и уже включился в процесс кристаллизации образа. А вскоре после нашей беседы о Фирсе заявил, что визуально видит его из сплава Марлона Брандо из «Крестного отца», Корнея Чуковского в последние годы и немного от Хемингуэя. Вот это заявочка от эпиграммиста!

Для поиска образа мы читали Мандевиля. Такой творческий коктейль мог предложить только Гафт! Я понимала: ему нужно преодолеть стереотип этого образа, созданный великими мастерами МХАТа и их последователями. И мы оба включились в поиск – он анализировал и синтезировал внутреннюю сущность образа, мне предстояло помочь выстроить внешнюю. Я нашла материал о Марлоне Брандо периода «Крестного отца». Кстати, на ту острохарактерную и возрастную роль еще молодой секс-символ Марлон Брандо решил пробовать свои силы и принял участие в конкурсе. Вместе со своим художником-гримером он тайно сделал грим «крестного отца» и отправился на студию инкогнито (таково было условие конкурса). Его утвердили, не узнав Марлона Брандо. Мистификация и мистика одновременно! Гафт принес книгу с изображением Корнея Чуковского и портрет Хемингуэя, а я Марлона Брандо из «Крестного отца» и открытку с бюстом Вольтера (Гудон, Эрмитаж). В ней я обнаружила поразительное сходство с актером – тот же пронзительный взгляд, тот же сарказм в улыбке. Да и весь облик Вольтера – это почти Гафт в почтенном возрасте. Кстати, образ Вольтера и послужил мне эскизом для возрастных штрихов в гриме Фирса. И еще я принесла ему книгу английского писателя-философа Мандевиля «Басня о пчелах». Мне показалось, что и там он найдет что-либо для образа своего героя.

Как происходит перевоплощение? Актер – это сердце театра, и все должно помогать ему: и декорации, и свет, и грим, и костюм. Правильно найденный внешний облик позволяет актеру отключить свою сущность и отдаться другой. По моим многолетним наблюдениям, самый сильный эффект происходит тогда, когда актер в костюме и гриме впервые видит в зеркале свое отражение – голограмму. В эти минуты и происходит таинство перевоплощения, медитация на тему образа. Пока Валентин Иосифович репетировал, я работала над эскизом грима, суммируя замысел автора, режиссера, актера и свое видение образа. Переплелись и частые разговоры на тему Фирса, и мое бегание в зрительный зал, где я оценивала образ уже как зритель. И однажды Гафт сказал: «Старуха, ты мне сделала роль!»

Мне посчастливилось видеть «Вишневый сад» в «Современнике». Честное слово, и тогда, и спустя десятилетия, теперь, когда пишутся эти строки, я ни на миг не сомневаюсь в том, что в ансамблевом исполнении артистами спектакля его кодом была и остается великолепная, неподражаемая игра Валентина Иосифовича Гафта. Когда все герои с обреченной надломленностью прощаются с домом, и каждый грустно, печально смотрит на обветшавшие стены, старый лакей Фирс произносит свою даже не речь, а нечто, отдаленно смахивающее на реквием: «Про меня забыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич небось шубы не надел, в пальто поехал… (Озабоченно вздыхает.) Я-то не доглядел… Эх, молодо-зелено! (Бормочет про себя что-то невнятное.) Эх, жизнь-то прошла, словно и не жил… (Ложится.) Я полежу… Силушки-то у тебя нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотепа!»

И ведь никто не вспомнил, что лакей этот – ровесник и дома, и вишневого сада.

Маленькая, повторюсь, почти крошечная роль, а как пронзительно звучала. Тот, кто спектакль видел, согласится со мной. Потому что исполнена она была талантливым, великим мастером русской сцены.

Следующая роль Гафта – Городничий в комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» ни по каким параметрам не сравнима с предыдущей, ни в простом житейском измерении, ни в категориях высокого искусства. И если в «Вишневом саде» Раневская – вожделенная мечта каждой актрисы, то, вне всяких сомнений, любой уважающий себя актер хотел бы хоть раз в своей жизни сыграть Городничего. От Хлестакова тоже многие бы не отказались. Но здесь по касательной нельзя не заметить: «хлестаковых» в каждом отечественном театре можно строить в очередь. Да, эта роль чрезвычайно характерная, экспрессивная, многоплановая, представляющая для исполнителя весьма широкие возможности,