Хрупкий мир: СтеклоВатный Writober-25 - Анастасия Стеклова

повезло: за обещание сохранить покой и защищать земли нас не выдали вскоре объявившимся приспешникам Гулиона. Наша судьба была неказиста — жить тихо, учиться скрытно, не говорить об учителях громким голосом, лишь шёпотом.

До меня дошли слухи, что Диненгиль стал единственным, кто выжил. Гулион ради садистского веселья оставил в живых своего учителя, который навёл его на мысль о доске и куклах, превратив его в игрушку себе на потеху.

А я осталась жива и невредима, вдали от родины, от любимых гор и всего, что было мне так дорого.

Я стала делать то, что могла: заниматься целительством и просвящать других о нежити, которая могла вернуться. И она возвращалась: всё-таки Гулион вовсе не о благополучии квенди думал. А о чём он думал, даже самые жуткие демоны не знают.

Признаться, я сильно испугалась, когда меня в первый раз назвали Учителем. Кем были мои учителя и кто я по сравнению с ними…

После заката следует восход. После самой чёрной ночи наступает день. Однажды Гулион умрёт и его наследство будет разрушено, тогда мы вернём свой мир и снова научим квенди сохранять в себе энергию солнца.

____________________

Вы подумали, что это краткий пересказ "Сильмариллиона", но на самом деле это краткий пересказ первой очень весёлой китайской книги с высоким возрастным рейтингом "Хаски и его Учитель Белый кот", просто я поняла, что последующие не выдержу.

Впервые мешаю эльфийское эпическое фэнтези с усей. Забористая вещь вышла…

22. Дети бурь и гроз

Гарпией, говоря честно, быть тяжко. День-деньской житие наше на скалах в Средиземном море, то ветер, то ливень, то штиль да жарища. Нас тучами не напугать, всё таки мать нам буря да гроза, а всё же не летается при шквале, вот и приходится сидеть нахохлившись.

Делов у нас числом немного, да по времени они затратны: рыбу ловить, вещи презанятные в гнёзда собирать и временами моряков с рыбаками пугать, чтобы неповадно было думать, будто бы стали они хозяевами вод солёных. Шипели мы что на эллинов, что на минойцев, что на персов, что на скифов, что на финикийцев. После римляне с карфагенянами были, и их мы пугали. Потом арабов с османами развелось невидимо, и на них мы зубами скалили.

Уже затем хозяевами морей пытались стать жители островов Британских, да галлийцы с горячими головами, да иберийцы с языком выразительным. И были у них большие корабли, что могли камнями стрелять, причём камни те округлые оказались, как икра рыбья, да не подобно рыбьей икре твёрдые. Тут уж подлетишь к ним, когти распустишь, а они как засуетятся, как начнут бежать к катапультам странным, пушками именуемым, да как начнут из этих катапульт с грохотом страшным, точно грозовым, камни вылетать. Против такой грозы тяжко устоять.

Да и кораблей развелось столько, что диву даёшься, как они друг с другом не сталкиваются. Ещё и флаги разные на них, и парусов — хватило бы море устелить. А как они между собой драться начнут — тут уж улетать сломя голову, пока камнями не засыпало. Всю рыбу распугали, ироды…

Житие наше стало всё невыносимее становиться. Улетаем мы от одних скал к другим, но шум нас всюду достигает. Страшно становится, что люди и впрямь хозяевами морей стали.

И решили устроить мы по этому поводу большой совет. Собрались все: и птенцы мелкие, недавно из грозовых туч и пены морской вышедшие, и девки молодые, и умудрённые гарпии, и старухи совсем дряхлые, у которых и перьев-то не осталось. Посудили, погалдели, покричали, даже подрались. И пришли к такому неутешительному выводу: было раньше нас много, а кораблей мало, вот и удавалось нам пугать да стращать, и рыбы было нам много, и в море обломки не плавали. А сейчас неспокойные времена настали, и, следовательно, ничего уж нам не поделать, дальше только хуже будет. И нет у нас другого пути кроме как собраться в стаю и лететь на юг, в обитель Зефиров. Туда, где не придётся нам округлых камней бояться и людей стращать, чтобы рыбу нашу не ловили. Проиграли уж дети грозы детям земли своё море…

Собрались мы — и полетели. Долго ли, коротко ли, над океанами, над печками, над лесами, над степями, над вершинами горными. И осели мы на острове каменном, куда с огромной ледяной земли ветра долетают, где воды трёх океанов сходятся и где потому бури страшные бушуют. Тут уж, решили мы, сильнее нас никого не будет.

Но ошибались мы.

Нашлись те, кто сильнее нас оказался. И до того сила их была велика и до той степени мы были ею поражены, что гордость наша заколебалась. Вынуждены были мы снять с себя корону и наречь знакомых наших новых истинными детьми бурь и гроз.

Птиц этих звали альбатросами. Иначе — буревестниками. И могучее этих птиц до того мы не видали. Даже орёл Зевсов и тот уступал им в величии. Размах альбатросова крыла был больше двух ростов человеческих. Взлетать в воздух птицы могли не то что с крутых скал — с гребня волны, и летать они могли днями целыми без отдыха. И даже буря с грозой не страшили их — прямо над бушующими водами парили альбатросы, и молнии сверкали над ними, но не могли навредить им, как бы не был сильным гнев небесный.

Уважали и боялись альбатросов другие птицы, но не были альбатросы горделивыми али тщеславными. Не обижали они других птиц, не требовали себе поклонения, а спокойно жили рядом с ними на скалах. Обитателей же на скалах было видимо-невидимо, и все раньше нами не виданные. Сами чёрные с белым, а клювы яркие, а лапы алые, точно кровь эллинов. Селились они так плотно, что и шагу нельзя было меж ними ступить, и галдели так громко, что и сотня пушек людских не перекричит даже в самой жаркой корабельной драке. Охотились же они за рыбой, и иные до того удачливые охотники были, что целый клюв рыбой набивали.

Были ещё среди соседей могучих альбатросов и те птицы, что вовсе летать не имели. Крылышки маленькие были, ни пуха, ни пёрышка, а сами они до того пухлые были: ни дать ни взять бурдюк! Ходили неуклюже, в развалочку, и падали часто — смех один! Но тоже славные охотники на рыбу оказались — её они прямо в воде ловили. Ныряли со скал — и стрелой под солёной гладью проносились. И таких