Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтоб я не превозносился»{1698} (синодальный перевод). Ничего более конкретного о своем недуге он не говорит. Предание изображает пятидесятилетнего Павла согбенным, лысым и бородатым аскетом, с широким лбом, бледным лицом, строгим выражением лица и проницательными глазами. Дюрер представил его именно таким на одном из величайших рисунков всех времен. Однако в действительности все эти описания — литература и искусство, а не история.

Его разум относился к типу, часто встречающемуся среди евреев: он был скорее глубоким и страстным, чем мягким и любезным, скорее эмоциональным и образным, чем объективным и беспристрастным; он был могуч в действии, ибо был узок в мысли. Даже в еще большей мере, чем Спиноза, он был «отравлен Богом», охвачен религиозным энтузиазмом в буквальном смысле этого слова — имел «бога внутри». Он верил в свою боговдохновенность, в то, что наделен даром совершать чудеса. Кроме того, он был человеком практичным, способным проводить кропотливую организаторскую работу и проявлял нетерпеливое терпение, учреждая и охраняя христианские общины. Как и во многих других, его достоинства и недостатки были едва ли не союзниками и не могли существовать друг без друга. Он был порывист и отважен, догматичен и решителен, властен и энергичен, фанатичен и творчески одарен, горд перед людьми и смирен перед господом, способен и к яростному гневу, и к нежнейшей любви. Он советовал своим последователям «благословлять преследующих вас», но был способен высказать и такое пожелание: пусть его противники — «партия обрезания» — «сами себя оскопят»{1699}. Он знал свои недостатки, боролся с ними и умолял новообращенных «быть снисходительным к моему неразумию»{1700}. Постскриптум к его Первому посланию к Коринфянам превосходно очерчивает его характер: «Мое Павлово приветствие собственноручно. Кто не любит Господа Иисуса Христа, да будет отлучен: Господь наш грядет. Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами, и любовь моя со всеми вами во Христе Иисусе. Аминь». Он был именно таким, каким и должен был быть тот, кто совершил то, что совершил он.

Он начал с того, что напал на христианство во имя иудаизма, а закончил тем, что отрекся от иудаизма во имя Христа. В каждое мгновение своей жизни он был апостолом. Возмущенный пренебрежением, выказываемым Стефаном по отношению к Закону, он стал соучастником его убийства и провел первое иерусалимское гонение на христиан. Услышав о том, что обращенные в христианство живут и в Дамаске, он был уполномочен первосвященником отправиться туда, арестовать всех, «кто придерживается Пути», и доставить их в оковах в Иерусалим (31 г.?){1701}. Может быть, пыл, с которым он участвовал в гонении, проистекал из внутренних сомнений; он мог быть жесток, в чем после раскаивался; возможно, воспоминание о побитом камнями Стефане, может статься, даже случайное присутствие в юности близ Голгофы отягощали его память и затрудняли путь, горяча его воображение.

Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба; он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь… Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя. Савл встал с земли и с открытыми глазами никого не видел; и повели его за руку, и привели в Дамаск; и три дня он не видел, и не ел и не пил{1702}.

(Синодальный перевод)

Никому не дано сказать, какие естественные процессы лежат в основе этого стержневого опыта. Усталость от долгого путешествия, нестерпимый жар опаляющего пустыню солнца, возможно, тепловой удар, постепенно накапливались, чтобы поразить хрупкое, вероятно даже, эпилептическое тело и разум, терзаемый сомнением и чувством вины; все эти факторы могли привести к кульминации того полуосознанного процесса, в результате которого жесточайший гонитель превратился в самого выдающегося проповедника Христа, во имя которого погиб Стефан. Его греческое окружение в Тарсе толковало о Сотере, или Спасителе, искупившем грехи человечества; иудейская мудрость твердила о грядущем Мессии; как мог быть он уверен в том, что этот таинственный и волнующий Иисус, за которого люди были готовы пойти на смерть, не является тем обещанным Спасителем? Когда без сил и все еще не видя, он почувствовал в конце путешествия на своем лице добрые, умиротворящие руки новообращенного иудея, «тотчас как бы чешуя опала от глаз его и вдруг он прозрел; и, встав, крестился и, приняв пищи, укрепился»{1703}. Несколько дней спустя он стал являться в синагоги Дамаска и объявлял собравшимся, что Иисус — Сын Божий.

2. Миссионер

Правитель Дамаска по настоянию возмущенных иудеев издал приказ об аресте Павла; новые друзья Павла спустили его в корзине с городской стены. Три года, по его словам, Павел проповедовал Христа в деревушках Аравии. Возвращаясь в Иерусалим, он заслужил прощение и дружбу Петра и какое-то время жил вместе с ним. Большинство апостолов ему не доверяло, но Варнава, который и сам был обращен в христианство недавно, сердечно протянул ему руку дружбы и убедил иерусалимскую церковь поручить своему гонителю распространение Благой Вести о приходе Мессии, который вскоре вернется, чтобы установить Царство. Грекоязычные евреи, которым он принес Евангелие, пытались убить его, и апостолы, возможно, опасаясь, что его пыл поставит под угрозу их всех, направили его в Таре.

На восемь лет он укрылся от истории в своем родном городе. Возможно, он вновь испытал влияние теологии мистического спасения, популярной среди греков. Затем к нему явился Варнава и попросил о помощи в основании церкви в Антиохии. Работая вместе (43–44 гг. ?), они обратили в христианство столько неофитов, что Антиохия вскоре превосходила все другие города численностью христианской общины. Здесь впервые «верующие», «ученики», «братья» и «святые», как они называли сами себя, получили от язычников, возможно в насмешку, имя Christianoi — «последователи Мессии, или Помазанника». Кроме того, здесь впервые были завоеваны для новой религии язычники (gentiles, то есть представители gentes, или «языков»). Большая их часть состояла из «богобоязненных», главным образом женщин, которые уже прежде приняли монотеизм и отчасти ритуал иудеев.

Антиохийские новообращенные были не столь бедны, как христиане Иерусалима; довольно значительное их число (хотя все же и меньшинство) принадлежало к купеческому классу. С энтузиазмом молодого и растущего движения они организовали фонд для распространения Евангелия. Старейшины церкви «возложили руки» на Варнаву и Павла и отправили их в путешествие, которое