Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2 - Альманах Российский колокол

Чурбачок – это стул. Егорыч садится на него и, торопясь, начинает выкладывать всё, что знает о конспиративной квартире и об окруженце, попавшем к Скальченко.

– Ну дела, – хмурится товарищ Мирон, уходит из землянки в ночную темноту, возвращается успокоенный: – Разведка говорит, что они успеют всех предупредить. Вовремя ты, парень, к нам попал. В самую точку.

От похвалы и тепла лицо Егорыча краснеет. Он знает, что пора торопиться обратно, к Марусе, и не хочет быстро уходить от того самого неуловимого товарища Мирона, за голову которого немцы дают десять тысяч рейхсмарок. Егорыч жадно впитывает в себя каждую чёрточку его лица, каждое движение, смотрит, как тот сжимает губы, потирает кончик уха.

– Правда, что вы были в армии Будённого в Гражданскую? – спрашивает наконец Егорыч, приобщаясь к очень дорогому для себя, важному.

– Доводилось, – спокойно произносит в ответ товарищ Мирон. – Может, чайком с дороги погреешься? Или чем покрепче?

– Не нужно ничего. Тем более покрепче.

– Впрочем, что это я язык бью? Чай нужно не предлагать, а наливать сразу. А то я как одна хозяйка, которая говорит гостям: «Чай вы пить, наверное, не будете». А мы будем пить чай! И никаких возражений!

По землянке катится приятный баритон товарища Мирона. Он звучит как изысканная мелодия. В ней одновременно сила и мягкость, убеждённость в собственной правоте и душевная внимательность к людям. Товарищ Мирон наливает из котелка, стоящего на чугунке, целую кружку кипящего травяного отвара. Протягивает Егорычу. Тот обжигается, но жадно глотает душистую воду. И чтобы не терять зря времени, начинает давно выношенный разговор:

– Моего начальника Скальченко немцы хотят забрать с повышением куда-то на новое место. Он определённо ничего не говорит, но это чувствуется.

– Какие шансы, что вместо него немцы назначат тебя? – сразу понял, к чему клонит парень, товарищ Мирон.

– Скальченко согласен, но назначение может застопорить немец фон Венц, который мне не особо верит.

– Его можно переубедить чем-то, твоего немца?

Егорыч оживлённо заёрзал на чурбачке-стуле:

– Я к этому и веду разговор. Нашему командованию очень нужна должность Скальченко в ГФП? Нам обязательно нужно туда стремиться?

– Что значит «очень» или «не очень»? Уж не отказались бы, – улыбнулся товарищ Мирон. – Считай, что наше согласие на назначение ты получил. Теперь всё-таки ближе к деталям. Что там с немцем-то?

– Думаю я, что хорошо бы было сейчас сделать фашистам какой-то особенный подарок. Удивление у них вызвать.

– Не нравится мне твоя идея с подарками, – нахмурился товарищ Мирон. – Ни людей, ни технику сдавать врагу мы тебе однозначно не разрешим, если о том речь.

Кипяток чуть в горле не застрял от несправедливости и обиды. Егорыч гневно вспыхнул, заговорил убеждённо, как до того по нескольку раз объяснял сам себе:

– О подарке я иносказательно говорю, не всерьёз. Мы им никакого подарка делать не будем, важно, чтобы они сами думали о полученном подарке. Можно, например, сдать засвеченную радиостанцию, которая у меня осталась после ареста Жени Беловой. А сдать как? Не просто принести немцам на блюдечке, а подкинуть её какому-нибудь врагу…

– Старосте Лыськину, – задумчиво проговорил товарищ Мирон, начиная понимать ход мысли Егорыча.

– Можно и ему. Мы чисто уничтожаем врага руками немцев, а попутно закрываем дело о нашей диверсионной группе, запутываем всех и даём мне главный козырь перед назначением – ликвидированную радиостанцию.

Товарищ Мирон молчит несколько долгих минут, в упор разглядывая Егорыча. Не хочется резко подрезать парню крылья, поэтому, прежде чем говорить вслух, все аргументы проверяются наедине с собственной логикой. Очень не хочется отдавать немцам радиостанцию. Поначалу товарищ Мирон даже собирается сказать, что такая расточительность – чистейшей воды мальчишеская гигантомания, что эту идею сразу же зарубят в штабе, как только услышат. Он даже раскрывает рот, но тут же задерживает слова и размышляет теперь об успешной карьере Павла.

Товарищ Мирон понимает, что на мелочах их разведчик так и будет годами сидеть где-то на подхвате у немцев. Плестись в хвосте событий, довольствоваться по большей мере случайно услышанной информацией, не направляя её, не организуя по выгодному сценарию. Для серьёзных дел необходим масштаб, размах, размышляет товарищ Мирон, и чем больше он думает, тем больше ему нравится предложение Павла. Наконец, неплохо было бы сполна рассчитаться со старостой Лыськиным, подловатым, скользким субъектом, с приходом немцев превратившимся из скромного, трусоватого кладовщика в цепного пса оккупантов.

Всё ещё колеблясь с окончательным решением, товарищ Мирон вдруг отрывисто говорит по-немецки, проверяя знание парнем языка:

– Wie verbringen Sie Ihre Freizeit?

По-русски эта полночная нелепица в партизанской землянке выглядит форменным бредом: «Как вы проводите своё свободное время?». Но разведчик ничему не должен удивляться и всё призван принимать с понимающим спокойствием, ровно, открыто.

Егорыч так же с ходу, долго не размышляя, чеканит:

– Их хабэ нихт филь цайт.

Его собеседник с удивлением смотрит на парня. Ведь тот отвечает почти правильно, показывая знание не только немецкой лексики, но и грамматики: «Я не имею много времени». Иронический намёк насчёт Freizeit, фрайцайт, свободного времени, Егорыч опускает как несущественный, и это тоже нравится товарищу Мирону. Со смесью удивления и нежности у него вырывается:

– И немецкий ты за полгода выучил. А хоть что-то на свете ты не умеешь, Павел? Отвечай честно.

– Их швимэ шлэхт, – смущённо признался Егорыч. Перед таким человеком, как товарищ Мирон, как перед врачом, хочется быть предельно открытым. Даже признание в слабости даётся сейчас легко.

– «Я плохо плаваю», – передразнивает Егорыча собеседник и от избытка чувств хлопает себя рукой по колену. – Ещё, наверное, ты плохо лазаешь по горам и плохо разбираешься во французских винах?

– К чему вы это? – Егорыч замечает лукавые искорки в глазах командира, но тот уже переходит к другой теме:

– Отставить немецкий! Верю, что нужное слово при случае ты мимо ушей не пропустишь. Ты ещё, говорят, у нас и силач изрядный?

– Кто говорит?

– Кто надо, тот и говорит, – смеётся товарищ Мирон и ставит свою правую руку локтем на маленький дощатый стол, положив планшет с картой со стола себе на колени. – Потягаемся?

Глаза командира горят молодым задорным огнём. Егорыч верит и не верит тому, что видит и слышит. Не так, совсем не так представлял он себе партизанского командира. Перед ним сидит сейчас не опытный воин, закалённый боями, не мудрый и скучный наставник, а задорный, весёлый парень, почти его ровесник.

Товарищ Мирон подмигивает Егорычу, улыбается:

– Слабо, тебе, братишка? Боишься оконфузиться со стариком?

И ничего-то он не боится. Егорыч подсаживается