Конде Наст. Жизнь, успех и трагедия создателя империи глянца - Жером Каган

ее постоянное состояние. Не удивительно, что мадам Кудер чувствовала себя совершенно комфортно, исполняя песни на французском языке. Что касается двух других языков, то английским она владеет великолепно.

Нет никаких сомнений, что в салоне исполнительница нашла бы ту интимную атмосферу, которая позволила бы оценить ее оригинальное, нежное и возвышенное исполнение, которое даже принесло бы ей определенный успех.

Кларисса, должно быть, задыхалась от злости, читая эти строки. Однако смертельный удар еще не было нанесен:

Среди зрителей, несомненно, было немало тех, у кого вызывало удивление или отвлекало платье, надетое на мадам Кудер. Как правило, вопрос об одежде не встает, когда речь идет о пении. В елизаветинскую эпоху женщины были не столь откровенны, и никто не ожидал, что кринолин будет прозрачным или просвечивающим.

Помощь мистера Эпштейна, сидевшего за фортепиано, была очаровательной и бесценной, пусть даже порой слегка настойчивой.

Последняя колкость, покушавшаяся на ее благопристойность, стала фатальной для Клариссы, которая так и не оправилась от этого удара. Никогда больше она не выйдет петь на сцену. К несчастью, этот провал продолжил серию ее начинаний, которые ни к чему не приводили. В 1910 г. она занялась интерьером офиса своего мужа. В 1914 г. она также попыталась пробиться в художественную среду, придумав декорации к новой пьесе Оуэна Джонсона «Саламандра», которая осенью шла на Бродвее. Как и многие ее подруги, она увлекалась благотворительностью, помогая заключенным, вдовам и обездоленным… Но она, без устали повторявшая, что благодаря фамилии Кудер ее муж добился успеха в свете и был внесен в Светский альманах, теперь боролась за то, чтобы ее собственная жизнь не свелась к положению супруги знаменитого издателя журнала Vogue. Между тем в 1917 г. в произведении Эмили Бербанк под названием Woman as Decoration («Женщина как украшение») был представлен лестный, хотя и двусмысленный портрет Клариссы:

Миссис Конде Наст, артистка и покровительница искусств, известна тем, что, осознавая свой тип красоты, она умеет подбирать к нему наряды. Тем, что знаменитые журналы Vogue и Vanity Fair стали для американских женщин зеркалами и хрустальными шарами моды, мы в огромной степени обязаны ее живому интересу и активному участию…

Что, если не считать ее красоты, осталось бы Клариссе без изданий ее мужа?

Неизвестно, как Конде Наст пережил самую последнюю неудачу той, которой он так восхищался. Обеспокоило ли того, кто так заботился о приличиях, это публичное оскорбление? Не преследовал ли его призрак отца, когда он засыпал рядом с Клариссой? Во всяком случае, существовало более чем достаточно явных причин, оправдывавших тот факт, что супруги расстались. В 1919 г. Кларисса собрала чемоданы и вместе с детьми, которым было тогда 14 и 16 лет, переехала в квартиру, расположенную в доме № 1000 на Парк-авеню, в получасе ходьбы от квартиры своего мужа в доме № 470. Злые языки обвиняли Наста в связи с Грейс Мур, молодой певицей с Бродвея, которой было 23 года (то есть она была на двадцать лет моложе Клариссы). В конце 20-х годов она сделала блестящую карьеру как… певица сопрано и стала известна во всем мире.

Американец в Париже

– Мадемуазель Мадлен! Он здесь! Он в приемной!

– Жорж в приемной? Но я же запретила ему…

– Какой Жорж? Да нет! Повторяю вам, что он здесь! Месье Хм-Хм.

На секунду замерев в нерешительности, которая кажется Жермене вечностью, Мадлен наконец понимает, что ранним мартовским утром 1921 г. из Нью-Йорка в бюро на улице Эдуарда VII прибыл мистер Конде Наст, ее работодатель.

– Ох! Он здесь… А что же он делает в 8:10 в приемной?

– Именно об этом я и спрашиваю себя. Я как можно любезнее, объясняясь жестами, предложила ему разместиться в кабинете месье Ортиза, но он, впрочем, весьма галантно и просто отказался. Улыбаясь, он дал мне понять, что предпочитает подождать у входа.

– Любопытно…

– А теперь я не знаю, что мне делать. Он сидит справа от стойки и может видеть все, что я делаю.

– А что же вы делаете, Жермена?

– Я? Я собиралась прочитать рассказ в газете о новой драме, случившейся в Сен-Дени, на бульваре Виктора Гюго. Там мужчина был ранен ножом… И умер от раны. Какие времена! Как вы думаете, должна ли я предложить кофе месье Насту?

– На самом деле, это было бы очень учтиво с вашей стороны.

– Но в связи с тем, что вы мне говорили, не «рискую» ли я?

– Как он вел себя с вами до этой минуты? Не показался ли вам его взгляд слишком настойчивым?

– Ни секунды! Он погружен в чтение своих бумаг. И потом, не хотелось бы спорить с вами, но сразу же чувствуется, что это человек из высшего общества. Он с тростью, в сером костюме… выглядит очень строго, можно подумать, что он банкир. А какие прекрасные манеры! Едва заметив меня в приемной, он церемонно представился. Нет, ничего не могу сказать. Вообще, у него приятная внешность. Он довольно высокий, с проседью в волосах, с открытым лицом и чуть-чуть скованной походкой. Если только это впечатление не создается из-за его жесткого воротничка.

– Ладно, возвращайтесь туда, Жермена, так, чтобы вас не в чем было упрекнуть. Предложите ему кофе, но, главное, никакого физического контакта! А при малейшей тревоге вспомните, что я неподалеку.

С гордо поднятой головой и глядя прямо перед собой, Жермена возвращается в приемную с решимостью солдата, которого отправляют на фронт.

Пусть сотрудники Vogue успокоятся: стеснительность их американского босса почти равносильна их волнению… Не говоря о том, что у него такая насыщенная рабочая программа, что он не сможет ежедневно приходить на улицу Эдуарда VII.

Поскольку французское издание пока еще представляет собой перевод американской версии, Конде Наст во время своего пребывания в Париже в первую очередь намерен получить доступ в бухгалтерию парижского филиала и понять, почему чудо, произошедшее в Америке и Англии, медлит проявить себя в столице моды. Как он не устает повторять своим сотрудникам: «Без полной, точной и быстрой передачи данных даже гений не смог бы руководить предприятием. Но с полной, точной и быстрой передачей данных любой человек, наделенный здравым умом, может с этим справиться». Поэтому уже около года сотрудники парижского издания Vogue стараются угодить рабочим требованиям месье Наста. В девятый рабочий день каждого месяца они составляют и предоставляют балансовый отчет, подсчитывая убытки и прибыль компании за предыдущий месяц. Через две недели от них ожидают подробный анализ достигнутых результатов и их сравнение с прогнозами. Непредвиденные обстоятельства во внимание не принимаются, установленный порядок не допускает никакой отсрочки. Той же самой заботой об эффективности Конде Наст руководствуется в