Немецкая катастрофа. Размышления и воспоминания - Фридрих Мейнеке

осознанное стремление соединить две большие волны эпохи, национальное и социалистическое движение. Ради этого он придавал аморфным слоям общества прочность, делал их частью целого. Однако при взгляде на используемые им методы нас охватывает непреодолимое отвращение. Гегельянские умы могут в конце концов преодолеть его, найдя историко-философское утешение в мысли о том, что мировой дух взбирается на более высокие ступени благодаря масштабным пожарам вроде того, каким некогда являлось Великое переселение народов. Однако если эта так называемая «более высокая ступень» заключает в себе систематическое подавление совести всего того, что мы называем Божественным в нас самих и над нами, то этот путь ведет в бездну. И пока совесть еще существует у человечества в целом и у отдельных народов в частности, она будет сопротивляться такому движению.

Пессимистически настроенный философ истории, кое-чему научившийся у Буркхардта, мог бы объявить и этот путь в бездну неизбежным. Он мог бы указать на симптомы распада культуры и цивилизации у западных народов и сделать вывод, что стремление масс к власти и наслаждениям вновь одержит верх над еще сохранившимися ныне благородными мотивами идеального и этического характера. Но это уже вопрос веры, а не доказательств. При такой оценке соотношения имеющихся моральных и аморальных сил народа решающую роль часто играет врожденный темперамент, будь то оптимизм или пессимизм. Но, возможно, мы сумеем найти более объективный путь к ответу на наш главный вопрос: есть ли у разбитого гитлеризма универсальное будущее?

В конечном счете Гитлер смог захватить власть благодаря уникальному и в немалой степени случайному сочетанию факторов. Как мы постарались продемонстрировать, никакая объективная необходимость не направляла руку Гинденбурга, подписывавшего указ о назначении Гитлера. Этому решению противодействовали достаточно серьезные силы. Если бы Гинденбург прислушался к этим силам, гитлеровское движение предположительно осталось бы в истории таким же эпизодом, как Томас Мюнцер со своей коммуной в Мюнстере. Вопрос о его будущем был бы тем самым решен.

Однако мы понимаем, что этих доказательств недостаточно. Ведь можно возразить, что первые адепты новой идеи зачастую погибают, однако идея находит им преемников, которые приводят ее к победе.

С другой стороны, следует тут же задать вопрос о том, была ли представленная Гитлером идея достаточно глубокой для того, чтобы вдохновлять новых адептов прийти на место павших? Здесь необходимо упомянуть следующее. То, что можно назвать «идеей» в рамках гитлеровского проекта, оказывается в соответствии с результатами проведенного нами анализа в тени «гешефта», спекуляции, организованной группой отчаянных авантюристов. Благоприятные условия позволили им достичь успеха, а хорошо известный и правильно понятый страх западных держав перед новой войной обеспечил ослепительные внешнеполитические победы. Однако плоды всех этих побед оказались в итоге утрачены из-за легкомысленной переоценки собственных шансов, а также недооценки противников и их возможностей. Таковы типичные этапы в истории мошеннической фирмы или азартного игрока в казино. А в самый момент крушения пугающе отчетливо проявил себя эгоистический характер всего предприятия. Поняв, что игра проиграна, а их собственная песенка спета, авантюристы сочли, что и немецкий народ должен разделить их судьбу и бессмысленно погибнуть вместе со своими вожаками. Где же была в тот момент «идея»? Жить и умереть ради народа – да, это могло быть «идеей». Но бессовестно приносить народ в жертву – так мог поступить только обанкротившийся мошенник.

Слишком много криминальных черт демонстрировала деятельность гитлеровцев, и мы не можем признать за ней высокий исторический смысл.

Это потрясающий, позорный факт: шайке преступников удавалось на протяжении двенадцати лет подчинять себе немецкий народ и внушить значительной части упомянутого народа веру в то, что он следует некой высокой «идее». Однако тот же самый факт приносит нам некоторое успокоение и утешение. Немецкий народ не был в основе своей исполнен преступных намерений, он лишь оказался отравлен ядом уникальной опасной инфекции. Если бы последняя долго воздействовала на организм, ситуация могла бы стать безнадежной. Эта мысль сильнее всего мучила меня на протяжении двенадцати лет: что партия может надолго закрепиться у власти и придать всему молодому поколению собственный порочный облик. Именно поэтому я, глядя на ее непомерные внешнеполитические притязания, желал ей ужасного конца, хотя последний с неизбежностью должен был стать концом всех внешних форм нашего существования и всех национально-политических достижений прежних эпох. Но наше внутреннее бытие, наши душа и совесть могли тогда свободно вздохнуть и пробудиться к новой жизни.

Меня утешала уверенность в том, что немецкий народ после полученных ужасающих уроков сможет найти путь к своей лучшей сущности и изгнать из своей крови гитлеровских паразитов. Однако при этом я никогда не забывал связь гитлеризма с предшествовавшим ему социальным и духовным развитием, с проявившим себя начиная с эпохи Бисмарка опьянением властью в широких кругах высшей буржуазии, с бездуховностью и материализмом этих кругов, с еще более древней узостью и оцепенением прусско-германского милитаризма – одним словом, со всем, что сопутствовало превращению homo sapiens в духовно оскудевшего homo faber. Мы уже много говорили об этом и вновь приходим к выводу: всех этих вредных элементов было бы недостаточно для того, чтобы породить гитлеровский дух. Должно существовать еще одно значимое отличие гитлеровского движения от всех предшествовавших и в какой-то степени похожих на него феноменов. Оно является одним из показательных примеров уникальной и непредсказуемой роли личности в истории – в данном случае демонической личности. Какой иной личности было бы под силу организовать ту преступную шайку, которая смогла охватить и выжать досуха немецкий народ? Эти господа могли бы стать преступниками и без Гитлера. Но, узнав о нем и его волшебном воздействии на массы, они должны были радостно сказать себе: «С этим во главе мы сможем все провернуть, мы заберем себе Германию». Как будут потом обстоять дела с их верностью фюреру, можно было понять из «Разбойников» Шиллера: пример – судьба Рёма и, возможно, Рудольфа Гесса. И был ли Гиммлер напоследок, после 20 июля, верен своему фюреру?[123]

Уникальной оказалась личность, уникальными – обстоятельства, в которых она смогла достичь власти и на некоторое время вынудить немецкий народ пойти ложным путем. Этот ложный путь вел в такие области, где приличный по своей природе человек не стал бы задерживаться надолго. В результате у немецкого народа появился успокоительный шанс и долг очиститься от пережитого зла. Мы тоже хотим выразить наше мнение о том, какие варианты следует рассмотреть. При этом сосредоточимся на самом важном, не пытаясь написать нечто вроде формальной рабочей программы восстановления Германии. Если мы договоримся о принципиальных вещах, конкретные средства и пути их применения найдутся.

Однако