Немецкая катастрофа. Размышления и воспоминания - Фридрих Мейнеке

одно за другим все остальные государства. Нельзя отрицать, что во всеобщей призывной системе есть демонический элемент, на который мы раньше не обращали внимание; он ярко проявил себя в масштабах Первой мировой войны, а в еще большей степени во Второй мировой, когда им злоупотребляли чудовищным образом. Все это подкрепляет главный печальный урок нашей эпохи: любая история есть трагедия. Суть этой трагедии заключена в неразрывном сплетении Божественного с дьявольским в человеке; об этом пишет в своей глубокой книге о трагическом в истории Альфред Вебер[137].

Разумеется, Фридрих Великий и Бисмарк не только строили, но и разрушали; как мы уже могли видеть, критические замечания Константина Франца 1866 года содержат в себе долю исторической правды. Теперь мыслящему историку наверняка станет легче понять эти естественные связи между созиданием и разрушением, не забывая ни одного, ни другого; эмоциональное мышление профанов, напротив, слишком склонно к тому, чтобы бросаться из одной крайности в другую и сегодня сжигать то, что вчера почиталось как святыня. Высокое призвание немецкой исторической науки в будущем мы видим в том, чтобы демонстрировать одновременно любовь и строгость к нашему прошлому, первыми взяться за дело как сохранения истинных ценностей, так и выявления ложных, предостережения от них, если в том будет нужда.

Лишенная национально-политической самостоятельности, расколотая Германия, какой мы видим ее сегодня, может с гордой печалью вспоминать единство и силу, которыми обладала ранее. Ее прежнее стремление к единству и силе не являлось, как считает Буркхардт в своих всемирно-исторических размышлениях, слепым движением масс, для которых культура ничего не значила. Буркхардт не до конца понял, что основой этого стремления в гораздо большей степени была когда-то великая идея внутреннего союза духа и силы, гуманизма и национализма, плодом коего стали большие культурные ценности. Но, как нам пришлось выяснить, этот союз распался по нашей собственной вине. Встает вопрос – должны ли мы снова попытаться воссоздать его? Первой помехой на этом пути являются сегодняшние властные отношения. Если бы мы попытались сейчас вернуть этому союзу надлежащую мощь, это привело бы лишь к беспомощным конвульсиям. Но и исходя из внутренних причин сегодня необходимо отказаться от этой мысли. Идея силы должна у нас сперва полностью очиститься от той грязи, которая налипла на нее в Третьем рейхе; только после этого она сумеет вновь вступить в союз с духом и культурой. Цели силы должны быть осознаны и мудро ограничены. Как выяснилось, стремление стать мировой державой являлось ложным идеалом. Уже одно наше геополитическое и физическое положение делает эту цель недостижимой. Быть мировой державой – весьма неоднозначный выбор, это легко ведет к искушениям, с которыми бедная культура может оказаться не в состоянии справиться.

Нам могут возразить: разве наша прежняя, ныне разгромленная мировая политика не имела позитивного содержания, ставя своей целью создать физические возможности для жизни нашего сильно увеличившегося народа? Разве с потерей нашей силы не оказались под угрозой и эти физические основы нашей жизни? Сюда добавляются известные нам намерения победителей, заставляющие опасаться полной утраты наших восточных провинций, чье земледелие нас кормило, и сильного сокращения нашей промышленности, обеспечивавшей существование наших рабочих масс[138]. Поневоле возникают самые мрачные опасения. Однако и нашей старой мировой политике, и стремлению Третьего рейха к мировому господству следует сделать упрек: они пытались достичь верной цели – обеспечить пропитание Германии в будущем – ложными, а напоследок и абсолютно ложными путями. В результате мы оказались в жалком положении, когда наше физическое существование зависит только от предусмотрительности и мудрости победителей.

Сила в прежние времена становилась для нас самоцелью. Конечно, не у нас одних, а в рамках современного национализма в принципе. Однако силу, помимо тех услуг, которые она оказывает физическим жизненным потребностям народа, могут оправдать лишь услуги, которые она может оказать высшим духовным и интеллектуальным ценностям человечества, культуре и религии. Разумеется, историки прекрасно знают, что в реальности дело обстоит иначе, и мощь государства снова и снова превращается в самоцель. Но историку подобает после каждого взгляда на реальную действительность обращать свои взоры к высшим умам человечества. Видимый контраст между реальностью и идеалом выглядит трагически; но трагическим является и сам характер истории, которую ему надлежит изучать.

Историк должен описывать и оценивать ход событий, но не вмешиваться в него. Однако времена больших кризисов выводят нас за пределы нашей профессии. Поэтому поговорим о том, как мы представляем себе роль силы в нашем грядущем, пока еще совершенно бессильном существовании. Мы сможем вернуть ее себе, лишь став частью будущей добровольной федерации центрально- и западноевропейских народов. Естественно, эта конструкция Соединенных Штатов Европы будет существовать под эгидой держав-победительниц. Нет смысла подробно обсуждать сегодня те проблемы, которые будут порождены этим обстоятельством; однако взгляд на малые соседние германские народы может преподать нам несколько уроков. Швеция и Голландия являлись некогда европейскими великими державами, а Швейцария некоторое время в начале XVI столетия вела своего рода великодержавную политику. Сегодня у них ровно столько сил, чтобы, будучи атакованными, мужественно сражаться; их боевой дух остался живым и здоровым. Однако добиться успеха в такой борьбе они могут, лишь опершись хотя бы на одну из великих держав. Именно так будет выглядеть наша будущая судьба. Мы оказались в той же исторической ситуации, что и три перечисленных народа и государства: быть потухшим кратером большой державной политики и все же ощущать в себе призвание оставаться храбрыми и готовыми дать отпор. Эти три народа всей своей культурой продемонстрировали свою жизненную силу. Они страдают не более, чем мы, от проблем последнего времени, когда спонтанная духовная творческая сила индивида вынуждена бороться с напором масс и уравнительным техницизмом. Каждый из трех народов в течение жизни последних поколений принес нам прекрасные, уникальные, незаменимые плоды поэзии, искусства и наук. В моей собственной профессиональной области назову лишь три имени: Якоб Буркхардт, Хёйзинга[139] и Челлен[140]. Ни один из этих народов не забыл о тех временах, когда он сражался. Он чтит и любит былых героев, даже если теперь для подобного героизма нет места.

Жизнь, которую ведут сегодня три названных народа, есть нечто большее, чем простой старческий удел в семье народов. Все духовные силы и энергии человека находят здесь простор для реализации. Последуем и мы их примеру.

Вероятно, нас спросят, ссылаясь на сказанное нами: а как будут обстоять дела с главным и финальным течением эпохи, слиянием обеих волн – национального и социалистического движения? Отвечаем: это слияние не может быть плодом осознанного рационального планирования, оно является результатом