Культура Урала - Андрей Эдуардович Мурзин

так и не порывает своей связи) и индустриального общества. Более того, в силу ряда исторических обстоятельств (государственной политики, сохранению крепостного права и системы горных округов, отдаленностью географического положения Урала) промышленный Урал оказался лишен возможности развиваться естественным образом в соответствии с общей логикой индустриализации.

Почти на два столетия Урал был превращен в своеобразный промышленный анклав внутри крестьянской России, что привело к консервации специфических форм горнозаводской культуры как неких компромиссных образований, сочетающих и примеряющих в себе черты доиндустриальной и индустриальной культур.

Подобная специфика индустриализации края не могла не отразиться на социальном статусе горнозаводского населения, во многом определив не только его социокультурный облик, но и стиль религиозной жизни. Зависимость от завода, сохранявшаяся связь с землей, низкая мобильность и другие признаки, свойственные положению уральских горнозаводских рабочих как социальной группы, дают основание ряду историков (среди которых Н. Н. Алеврас, Ю. Д. Коробков, Б. Н. Миронов и др.) утверждать, что в их социально-правовом положении сословные черты и характеристики преобладали над классовыми. По существу, признается, что они представляли собой искусственно созданное государством для обслуживания нужд горнозаводской промышленности сословие.

Одной из обсуждаемых базовых характеристик нравов уральских горнорабочих остается их связь с крестьянской культурой. По словам Б. Н. Миронова, «крестьянское происхождение» уральских рабочих проявлявшееся в сходных моделях поведения, политических представлениях и психологии выживания, «мы обнаруживаем во всем: в организации рабочих коллективов, в обычаях и ритуалах, в неуважении к собственности, в отношении к буржуазии как к паразитам, в монархических симпатиях, в склонности к стихийным разрушительным бунтам, в негативном отношении к интеллигенции и либеральному движению»68.

Соответственно, горнозаводского рабочего определяют как «наполовину рабочего, наполовину земледельца». При этом состав вспомогательных рабочих во многом формировался за счет крестьян, которые, постоянно вращаясь в заводской среде, были непосредственным резервом пополнения постоянного рабочего состава. «В уездах горнозаводской полосы Урала (Верхотурский, Екатеринбургский, Златоустовский и часть волостей других уездов), особенно в волостях, где располагались заводы, сельское население и рабочие жили совместно в одних селениях, в общих административно-волостных единицах, все вопросы повседневной жизни решались их жителями на сельских и волостных сходах, которые обсуждали «сплошь и рядом заводские дела»69.

В то же время существуют многочисленные свидетельства и наблюдения, что уральские горнозаводские рабочие осознавали себя особой социальной группой, отличной от ближайшего социального окружения. Они считали заводскую работу своим главным предназначением и гордились ей. Исторические источники постоянно указывают на оговариваемое рабочими «кровное родство» с их «огневой» работой.

Так, опрошенные в 1891 г. рабочие мартеновского цеха нижнетагильского завода говорили, что их профессия помимо овладения технической стороной дела «требует сноровки, выдержки, осмысленного отношения к процессу производства. И вообще, резюмировали они, «не каждый, кто обладает физической силой и умением трудиться, способен успешно выполнять нашу огневую работу»70.

Можно согласиться с существующим мнением о том, что в социальной структуре горнозаводского Урала в начале ХХ в. переплетались процессы незавершенного сословного синтеза горнозаводского населения и его начавшегося разложения. В основе жизни горнозаводского рабочего лежал индустриальный труд, который утверждался в качестве центрального структурообразующего элемента всей жизнедеятельности не только индивидуальной, но и социальной (культ индивидуального мастерства, профессий, появление династий). Важной специфической чертой трудовой деятельности горнозаводского населения Урала была меньшая зависимость труда от сезонности. Характер заводского труда не мог не повлиять на специфику проявления религиозности. Так, одной из черт ее является исполнение обрядов. Однако известны факты, когда в горнозаводских центрах к Причастию редко приходили мужчины в возрасте от 18 до 45 лет. На увещевания священника они обычно отвечали: «Некогда нам, батюшка, говеть-то, мы люди рабочие, то надо хлебушко молотить, то в извоз съездить, в лес сходить дровец нарубить. Подушно трясут, а где мы его возьмем, если не станем трудиться; радехоньки бы Богу помолиться, да некогда, видит Бог, некогда!»71

В самой манере общения проявляются не только внешние приметы секуляризации (они прослеживаются и во внешнем облике мастеровых и работных людей, и в устройстве быта, приобретающем внерелигиозную окрашенность), но и специфическое личностно-индивидуальное отношение к церковной жизни. Следующими чертами горнозаводского стиля жизни, обусловившего специфику религиозности, было формирование новых типов поселений – «заводов» (в том числе с регулярной застройкой) как части общего процесса преобразования уральского ландшафта. Вместе с ними создавались системы гидротехнических сооружений, рудников, шла прокладка сети дорог. Одновременно с этим происходила унификация культурного облика жизни, изменение культурных потребностей, появлялся интерес к городской мещанской культуре. Горнозаводское население начинало не только осознавать свое отличие от деревенских жителей, но и активно его демонстрировать в манере поведения, в одежде, способах коммуникации. В. В. Блажес отмечал, что «в среде уральской заводской молодежи сформировался идеал красоты, включающий в себя не только умение хорошо трудиться, но и умение по-новому одеваться, по-новому общаться»72. Есть и свидетельства очевидцев того времени73.

Постепенно в среде горнозаводского населения Урала разделяются духовное производство и потребление – процессы, не знакомые деревне. Следует упомянуть и об еще одном важном факторе, оказывавшем влияние на стиль религиозности горнозаводского населения Урала, – большей плотности межконфессиональных и межнациональных контактов, изначальной пестроте самого горнозаводского населения.

В фольклоре горнозаводского населения зафиксировано предание о том, откуда появились Уральские горы, схожее с космогоническим мифом народа манси, с которым пришлось контактировать переселенцам; жители Верх-Исетского завода вплоть до начала XX в. праздновали день святого Николая как свой собственный праздник, поскольку, когда их переселяли на Урал из Центральной России (из Орловской губернии), приходской священник благословил их иконой Святого Николая. Схожие сведения встречаются и о жителях целого ряда населенных пунктов на Южном Урале, выходцев из разных регионов Центральной России.

В качестве еще одного компонента системы духовно-религиозной жизни горнозаводского населения Урала следовало бы рассмотреть роль старообрядчества в крае. Но ввиду того, что данная тема требует отдельного освещения, мы ограничимся лишь указанием на некоторые черты этого феномена, повлиявшие на состояние и характер народной религиозности в крае.

Находясь в оппозиции к официальной церкви, лишенные опоры на государство, старообрядцы привыкли опираться на свои собственные силы (Церковь находится только там, где исповедуется живая православная вера). Со старообрядцами связано появление в России, а потом и на Урале, особого типа религиозности, который характеризовался активностью вероисповедания, строгостью в соблюдении религиозно-этических норм, преданностью конфессиональным принципам, религиозным рационализмом, аскетизмом, методизмом, обостренным эсхатологическим чувством.

Постоянная, в том числе и богословская, полемика с господствующей церковью, а затем и между различными согласиями староверов, способствовали распространению в их среде грамотности, религиозной образованности. Вся организацию повседневной жизни старообрядца была тщательно соотнесена с целями спасения