Культура Урала - Андрей Эдуардович Мурзин

селами и деревнями, чье население было тесно связано с обслуживание заводских потребностей. Сеть дорог, сотни сложных гидротехнических сооружений на уральских реках, шахты, карьеры, используемые лесные угодья преображали сам ландшафт горнозаводского Урала, очерчивая его границы в качестве становящегося геокультурного образования, «уральского мира». По мнению историка В. А. Шкерина, в первой половине XIX в. «процесс формирования горнозаводского Урала как особой историко-географической области достиг своего апогея»47.

В целом можно говорить, что на Урале постепенно складывается своеобразная протоиндустриальная горнозаводская культура. Основные структурные ее характеристики образовывались прежде всего из того «промежуточного» в социокультурном отношении положения горнозаводского Урала, которое он занял между традиционной народной культурой и культурой индустриального общества. Индустриальный труд, жизнь при заводах, специфический быт, значительная однородность социальной среды, полугородской образ жизни стали как бы общим знаменателем, универсальным объединяющим началом для оказавшихся на Урале людей.

Костяк «горнозаводского населения» – мастеровые, работные люди, урочные, вспомогательные работники и другие категории занятых при заводских работах – не были похожи ни на классических пролетариев, ни на западноевропейских рабочих. «Традиционность сознания уральских мастеровых во многом определяло то, что их общественный и семейный быт по духу оставался близок крестьянским устоям. Постепенно оформившись в особое сословие, они продолжали сохранять прочную связь с землей, чему способствовало наличие у мастеровых своих домов, огородов, земельных наделов и пр. Да и сам «завод» как тип поселения одновременно совмещал в себе черты города и деревни»48.

Важно отметить, что, начиная со второй трети XIX в., потребности заводов в рабочих удовлетворялись преимущественно за счет естественного прироста заводского населения. В заводской среде устанавливается своя иерархия, складываются рабочие династии, хранящие секреты профессий, формируется культ мастерства, рождаются приобретающие широкую популярность предания о заводских силачах. Новые праздники (день рождения завода, отправка «железных караванов») вплетаются в комплекс традиционных церковных, календарных и официальных праздников. Уральские горнорабочие перенимают городские манеры поведения и стиль одежды.

Отличительным признаком уральских мастеровых было чувство родства со «своим» заводом, с которым уральский рабочий, как правило, был связан целым комплексом тесных связей. Среди специфических черт организации производства на уральских заводах следует выделить артельную, то есть общинную по духу, близкую и понятную для вчерашних крестьян, традиционную форму. Признано, что большую роль в сохранении артельных форм организации на Урале сыграли старообрядцы, которые повсюду, где бы они ни оказывались (в Подмосковье, Поволжье, Сибири), стремились к сохранению прежних трудовых традиций.

Горнозаводское население отличалось более высоким, чем в Центральной России, уровнем грамотности и сложившимися традициями промышленного труда. «Горный устав» требовал, чтобы обучение проходили все дети мастеровых. На многих заводах действовали начальные двухклассные училища. В официальных «Сведениях по Пермской губернии» за 1836 г. отмечалось, что «…заводские люди Пермской губернии имеют более образования, нежели люди тех же сословий в других губерниях. Это приписать должно большому числу училищ и горнозаводских школ в имениях главных заводчиков». К этому следует добавить, что на Урале складывались свои династии горных инженеров и техников, выступавших в роли носителей технико-технологических знаний и культурных традиций.

Что собой представлял развившийся уральский «завод» хорошо видно по картине «Гулянье на Лисьей горе», написанной в 40-е годы XIX в. Исааком Худояровым. На картине изображена панорама Нижнего Тагила, расположенного в живописной пойме одноименной реки. Особенности металлургического производства того времени привязывали завод к реке. Плотина, являясь его центральным сооружением, одновременно выступала и в качестве главного градообразующего элемента поселка.

Слева от плотины разместились корпуса завода (можно даже разглядеть движущийся среди них поезд Черепановых), еще левее в стороне от реки расположился рабочий поселок, за которым виден Высокогорский рудник. В глубине картины за плотиной и заводским прудом – центр «горного гнезда» Демидовых в виде комплекса внушительных каменных зданий, над которыми возвышается Входо-Иерусалимский собор. На площади перед собором: здание управления Нижнетагильскими рудниками и заводами, двухэтажное строение (здесь размещались химическая лаборатория, библиотека, контора по сбыту металла, музей), провиантский склад. На берегу, обращенный фасадом на пруд, расположен двухэтажный барский корпус, позднее ставший резиденцией управляющего Нижнетагильским горным округом. «Завод Нижне-Тагильский Демидовых – это целый мир. Тут есть все, что в наилучших устроенных городах», – словно в подтверждение «документальности» картины Худоярова написал один из путешествующих49.

Горнозаводский Урала превратился в промышленный остров, отдельный «уральский мир» внутри российской жизни, который обрел свой отличительный облик, способ жизни, логику развития.

Писатель, археолог, этнограф Ф. Д. Нефёдов в книге «В горах и степях Башкирии (из путевых впечатлений и рассказов)», вышедшей в 1882 году, обобщая свои впечатления, так представлял картину уральской истории: «Заводы росли и размножались. К ним стягивались и прикреплялись рабочие люди: беглые, переселенцы, успевшие уже осесть, и крестьяне, покупаемые у помещиков и вывозимые заводчиками из внутренней России в Башкирию. Новая своеобразная жизнь зачиналась в заводах – жизнь, полная нескончаемых печалей, но не лишенная и своих радостей; в течение более ста лет она складывалась и, наконец, сложилась в определенные формы, выработался тип заводского человека»50.

Понимание своеобразия существования горнозаводского населения Урала шло через его противопоставление прежде всего крестьянскому способу жизни. В прошении нижнетагильских мастеровых 1891 г. так характеризовалось отличие заводского труда: «…не каждый, кто обладает физической силой и умением трудиться, способен успешно выполнять нашу огненную работу. <…> Для получения благоприятных результатов [производственный процесс – А.М.] требует от рабочих людей, кроме интенсивности труда, еще знание техники дела, сноровку, выдержку, практику и вообще, так сказать, осмысленное понимание своей профессии»51.

Подчеркнутые отличия наблюдались в особенностях поведения мастеровых и заводской молодежи, формах общения, манере одеваться «на городской лад». Но еще более важным фактом является то, что в этой среде сформировался и стал устойчиво воспроизводиться особый личностный тип жителя горнозаводского Урала: «заводского мастерового», «тагильского мастерка». Есть целый ряд других широко известных наблюдений людей, посетивших Урал или живших здесь, характеризующих этот «уральский тип». Очеркист В. И. Немирович-Данченко, в 1875 г. путешествовавший по Каме и Уралу, писал: «Совсем оригинальный тип пошел отсюда. Рослый, сильный, очень похожий по складу своему на поморов архангельских. Женщины тоже более самостоятельны, чем в России…»52

Зарождение общего «уральского типа» заводского человека зафиксировал в конце XIX в. Д. Мамин-Сибиряк: «…вот подстриженные в скобку кержацкие головы, с уклончивым взглядом и деланной раскольничьей ласковостью, вот открытые лица великороссов-туляков, вот ленивая походка, упрямые очи и точно заспанные лица хохлов, – писал он в очерке «Платина» (1891), – «…но все эти особенности исчезают, переплавляясь в один тип прожженного и юркого заводского человека».

В другой работе, развивая эту тему, писатель утверждал: «Тагильского мастерка вы