Интеллектуалы древней Руси. Зарождение соблазна русского мессианизма - Игорь Николаевич Данилевский

К сожалению, все подобные интерпретации к единому сюжету не сводятся. Отсутствует единый ключ, который позволил бы связать каждый из элементов рельефов владимиро-суздальских храмов в единое целое. Не исключено, что именно «Поучение» Владимира Мономаха позволяет понять основную идею, заложенную во владимирскую церковную белокаменную резьбу. Все образы, присутствующие на стенах Дмитриевского собора, при обращении к «Завету Иуды», который косвенно пересказывает Мономах, получают единое и достаточно логичное объяснение. Они — от пророка Давида (потомка Иуды и прародителя Богородицы) до птиц и львов, спящих с открытыми глазами, — оказываются связаны общим сюжетом: предсказанием о происхождении Спасителя. Это позволяет по-новому взглянуть на структуру сакрального пространства Владимирской земли и символику элементов, это пространство организующих. Интеграция вербальных и визуальных текстов позволяет вписать их в развитие идеи, ставшей со времен Илариона и первых древнерусских летописцев основой государственной идеологии. Но теперь она получила чрезвычайно важное дополнительное основание.

Принципиально новым моментом становится включение в «теорию» Нового Иерусалима идеи происхождения нового Спасителя из правящей династии князей. Им должен стать потомок нового Иуды, сына Иакова — Владимира Мономаха. В таком ключе становится понятнее та заметная роль, которую играл культ Богородицы в Северо-Восточной Руси. Тем самым династия северо-восточных князей была сакрализована.

В явном виде эта мысль будет сформулирована в «Сказании о князьях Владимирских» (XVI век). Согласно ему, византийский император Константин Мономах (1042–1055) якобы передал Владимиру Всеволодовичу нательный крест из дерева, на котором был распят Христос, царский венец, «сердоликовую чашу, из которой Август, царь римский, пил вино, и ожерелье, которое он на плечах своих носил, и цепь, скованную из аравийского золота, и много других даров царских» — со словами:

Прими от нас, о боголюбивый и благоверный князь, во славу твою и честь эти честные дары, которые с самого начала твоего рода и твоих предков являются царским жребием, чтобы венчаться ими на престол твоего свободного и самодержавного царства. Прими и то, о чем будут тебя молить наши посланцы — мы от твоего величия просим мира и любви: тогда церковь Божия утвердится, и все православие в покое пребудет под властью нашего царства и твоего свободного самодержавства великой Руси, так что теперь будешь ты называться боговенчанным царем, увенчанный этим царским венцом рукою святейшего митрополита кир Неофита с епископами <…> И с тех пор великий князь Владимир Всеволодович стал именоваться Мономахом, царем великой Руси <…> С тех пор и доныне тем венцом царским, который прислал греческий царь Константин Мономах, венчаются великие князья владимирские, когда ставятся на великое княжение русское.

Так что этому представлению была суждена долгая жизнь, вплоть до середины XVI столетия, когда государь, судя по всему, решит, что он уже и есть Спаситель…

***

Итак, автор «Поучения» — незаурядный мыслитель, который не только формулирует «теоретические» основы праведной жизни и с этой точки зрения оценивает свои действия. Он предлагает свой путь к спасению на предстоящем Страшном суде. Все «Поучение» проникнуто идеей покаяния. На это сориентированы все три произведения Мономаха. Поэтому князь и завершает его словами: «На Страшном суде без обвинителей сам себя обличаю». К этому он призывает и своих читателей.

Видимо, такая главная мысль «Поучения» и стала причиной его помещения в летописную статью 1096 года, разорвав сообщения о страшных знамениях приближающегося конца света. В нем предлагается образец того, что следует делать в этих условиях истинно верующему человеку: он должен честно вспомнить все свои прегрешения и срочно покаяться в них. Такое поведение, по мнению создателей Лаврентьевской летописи, видимо, было актуально и для 1377 года. До ближайшей потенциальной даты конца света — кириопасхи — тогда оставались все те же три с половиной года: в 6888 (1380) году Пасха выпадала на Благовещение…

И еще один чрезвычайно важный момент. Как мы помним, первыми древнерусскими летописцами был утвержден единый принцип законной передачи власти. Если раньше, судя по летописным сообщениям, возможно было приглашение на правление или вооруженный захват, то начиная с XI века источником власти на Руси признавалось исключительно происхождение правителя, его принадлежность к княжеской династии по мужской линии. Теперь в «Поучении» Владимира Мономаха эта мысль была дополнена и развита идеей богоизбранности династии. Ситуация изменилась лишь в годы ордынского владычества, когда основная часть древнерусских земель вошла в состав Улуса Джучи: князья должны были получать подтверждение своих прав на правление в виде ханских ярлыков. Однако и тогда Владимирское княжение признавалось ордынцами «старшим» над всеми прочими княжескими «столами», а при выдаче ярлыков ханы старались соблюдать древнерусские права наследования власти. В ходе борьбы против власти Орды идея богоизбранности великокняжеской власти получила дальнейшее развитие. Показательно в этом отношении оправдание архиепископом Вассианом Рыло (1467–1481) действий Ивана III, выступившего в 1480 году против хана Большой Орды Ахмата: будучи защитником православия, московский князь имел неоспоримое преимущество перед своим соперником. Победа на Угре придала новый импульс для закрепления сакрального статуса московского правителя и слияния идеи Нового Иерусалима / Третьего Рима с личностью великого князя. Своей кульминации обоснование легитимации правителя Москвы достигло в венчании на царство Ивана IV и его дальнейшей попытки принять на себя миссию спасителя православного мира. Однако пресечение династии потомков Мономаха и начавшаяся после этого Смута затронули представления о царской власти. Вопрос о легитимности выборного монарха столкнулся с проблемой богоизбранности как главного основания для пребывания на престоле. Перед этим условием меркла даже знатность происхождения. Так, для автора «Временника», дьяка Ивана Тимофеева, рассказывавшего о событиях Смутного времени, избранный на московский престол Василий Шуйский, родословная которого восходила к Рюриковичам, но который не был прямым наследником представителей пресекшейся правящей династии, оставался «ложным» царем, неугодным Богу. В годы Смуты сформировались новые признаки «правильного» правителя, угодного Богу. Он мог быть признан таковым лишь в том случае, если избран «всей землей», «полным» Земским собором, в котором должны были участвовать Освященный Собор, царский синклит и «всенародное множество»: «Глас бо народа, глас Божий». Богоизбранность верховной власти теперь подтверждалась «всенародным» волеизъявлением. Оно могло быть дополнено трехдневным постом в канун избрания и всеобщим покаянием в грехах (к этому прибег, например, Василий Шуйский 2 марта 1607 года). В то же время появление «природного царя», сакральность которого признавалась бесспорной в силу рождения (как это было с первым самозванцем), могло свести на нет результаты подобного избрания. Тем не менее общенародное волеизъявление, завершившееся венчанием на царство, стало основой сакрализации новой династии Романовых: «ни по чьему заводу и крамоле, Бог его Государя (Михаила Федоровича) на такой великий Царский престола избрал, мимо всех людей, по Своей неизреченной милости, и всем людям