Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой - Александр Борисович Каменский

прошения, ни из его, поданнаго на то возражения, ни в моей винности, ни мужа моего правости Сенату видеть было никак невозможно. Да при том же и совсем онаго от него, мужа моего, спорнаго возражения Сенату самому на свое сенатское решение и принимать было не должно, а принел оное точно в противность законов ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА. Следовало повелеть ему во всей прозьбе моей на него законно оправдаться самым производством дела сего, как о том законы ВАШИ повелевают, в присудственном месте, а не на дому господина Гудовича и не на бумаги только одной зделать ложное оправдание, где бы ни с которой стороны правости сокрыться не могли, и ложное мужа моего оправдание не восторжествовало бы так сильно ко утеснению моему, как Гудович, производя оное на дому своем, изделал его своим вымыслом, яко оправдавшагося. В присудственном же месте всякое с обоих сторон показание было бы доказано точно с ясными доводы, з достоверными свидетели, как о том закон священнейший предписан, а не по поверхности только одной следовало решить сие дело и по ложной его, мужа моего, скаске утвердить его правость, о чем, упав к стопам ВАШИМ[66], с шестерыми погибающими невинно сиротами моими и слезно помилования прошу ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА.

Удостой, ВЕЛИКАЯ МОНАРХИНЯ, в деле оном изысканием самыя истинности, повелите по безприкладному и несчасным милосердию ВАШЕМУ мне в деле оном дать суд законной, где видно будет, кто из нас прав и кто кого разобидел и бросил и ко обоюдному миру окажется не согласным. Законной суд найдет тогда настоящего из нас во оном деле виновника, кто причиною стал сего несчастнаго состояния детей наших и кто из нас больше чувствует прямо к ним гласу природы, и, произведя сей плачевной процесс, хто зделался из нас совершенным убийцею, и кого больше оскорбляет их теперешнее злое сиродство – меня или его, распуднаго мужа моего. Ибо лехче говорить на словах и писать на бумаге ложное себе оправдание, нежели самым делом пред судом законов ВАШИХ доказать свою правость. Я же, зная мою правость, ни от чего не отрекаюся, ни от мира обоюднаго и мирными договорами, и записями, и от суда законнаго. А он, муж мой, ни того, ни другова не хочет, ни миру со мною обоюднаго, ни суда в обидах моих законнаго. Ибо, ежели он прав, то и пред судом может во всех показаниях моих оправдаться. Теперь же во оном деле такое с обоих сторон вышло показание, как я показываю в прошении моем, что он, муж мой, меня возненавидел, бил, мучил всянародно и совсем меня безвинно бросил как непотребную жену, не доказав своей правости на моих пороках и винностей. А он ото всего того отрекся и всю сию вину свою, что он сам точно учинил, и поданным Сенату прошением возложил к моей винности и к пороку, якобы я добровольно отошла от него. А из оных показаниев, как нигде еще они не суждены, то и не видно было Правительствующему Сенату ни х которой стороне настоящей правости. Чем же сие дело осталося разобрать теперь, где столько людей невинно страждет и погибают, как не судом законным? Если ж самим делом по суду законному окажется, что я добровольно его, мужа моего, оставила и добровольно з детьми мои[ми] расталася, достойна тогда буду сему мучительнаго мне наказания, чтоб мне вечно безо всякаго от него, мужа моего, удовлетворения скитаться и детей моих никогда не отдавать. Но без суда законнаго никто благородной да не накажется. Закон ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА о том так строго предписан. А я без суда законнаго выше сил моих несчастием наказана, и господин Гудович, судя неправильно сие мое дело, и отрешил меня от них, детей моих, в противность не только божественному и гражданскому законам, но и натуральному родительскому праву, и уверяет Сенат он в том, якобы я точно ненавистница детям своим. Походит ли сие показание его на праведнаго судию? В чом и сам Сенат, видимо, усомнился, когда совсем о том умолчал, и во определении своем ни слова не упомянул о таком невероятном и не сходным с ыстенною показанием его. Он для того все то представлял на меня немилостиво Сенату, как только сам, вымыслив то к винности моей, мог, не дав мне законнаго правосудия, где ему неможно было меня поклепать таковою напрасниною, ибо я при всех моих несчастиях в здравом разсудке и никогда ни в каких пороках не бывала, а потому и обвинил он меня несправедливо и незаконно и самовольно и детей моих оставил по-прежнему при нем, распутном муже моем, и под властию у Несвицкой кнегине, самоизвольно же и несправедливым судом его зделав им незаконной допрос на дому своем. И Правительствующей Сенат не только не защитил меня от такова его, Гудовича, неправильнаго и незаконнаго мне от него нападения, и решил сие дело согласно с ним, Гудовичем, и с прозьбою мужа моего. Чего они желали, то Сенат по делу сему и зделал, не повелел, боялся произвести во оном деле суда законнаго, дабы б не обличилися тем мужа моего винности, а господина Гудовича неправой по оному делу суд и одобрение об нем, муже моем.

Помилуй, ВЕЛИКАЯ в свете МОНАРХИНЯ, войдите в состояние страждущей матери, лишенной детей своих коварством и насилием, разберите премудрым ВАШИМ правосудием сию возведенную на меня клевету, могу ли я быть детем моим злодейкою. Я с таковым же чувством об моих детях соболезнование имею, как и он, господин Гудович, о своих детях имеет попечение, и так же старалася их пристойно воспитать, как и протчия родители желают своим детям всякаго добра, но злобою Несвицкой кнегине лишилися сего благополучия и моего об них материнскаго призрения, как она соделалась им теперь при живой при мне мачихою и меня с ними столь немилосердно разлучила, что я не только пристойно их воспитать, но ниже видеть их ни под каким видом не могу. В доказательство же того несчастия моего представляю на разсмотрение ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ письмо, писанное ко мне об них, детях моих, от его высокопревосходительства Петра Еропкина[67], когда я его просила, чтоб повелел он бедных детей моих мужу моему отпустить ко мне видеть их, может быть, в последней уже раз, когда я была при самой почти смерти моей бальной, но и тогда он, муж мой, видя такое слабое о том его превосходительства к нему повеление, не умилосердился надо мною и не отпустил их