Философская топология русской культуры - Сергей Александрович Азаренко

имеет семь уровней: глаза, рот, шея, грудь, диафрагма, живот, таз. Они существуют в определенной динамике, в динамике сжимания и разжимания, производящей телесность. Мы бы сказали, что здесь обнаруживаются действия складывания и раскладывания, что оставляет соответствующие складки на теле, позволяющие так или иначе судить о человеке. Естественному вертикальному течению энергии противостоит энергия горизонтального сжатия. Та или иная культура инициирует ту или иную динамику сжатия и расслабления, складывания и раскладывания. Невыразительность глаз англичанина свидетельствует о «практике» зажима эмоций, плача, гнева, крика. У русских, напротив, мы находим открытость и выразительность глаз и других складок тела. Вообще тело производится осадочным процессом, который противостоит обычному способу его вещного существования, подчиненного энтропийному режиму, ведущего к сжатию и распаду. Только через точки интенсивности тело способно преодолеть энтропийность, сдерживая себя от разного рода аффектов. Средоточие силовых линий в ходе со-держания Другого, удержание страсти образуют узел напряженности, который собирает определенным образом складки тела, в особенности складки лица.

Сдерживание аффектов делает лицо содержательным, способным, сдерживая, содержать Другое. Смирение русского человека размягчало фигурные скобы, держащие лицо, делая его открытым и просветленным, способным вмещать Другое, претерпевая становление Иным. Лицо, отдающееся страстям, тухнет, оплотняется под действием внешних сил, не оставляя на себе гряду осадочных пород борений. Такое лицо оказывается лишенным следов пережитого, неся равнодушную окаменелость пропорциональности форм. Данные языка подтверждают наши соображения. Русский язык телесные процессы отражает словесными конструкциями, затрагивающими всего человека в целом, тогда как английский язык представляет их затрагивающими лишь определенные части тела человека, безотносительно к человеку как таковому. А. Вежбицкая, рассматривая «Русско-английский словарь коллокаций, относящихся к человеческому телу» Л. Иорданской и С. Паперно, подробно останавливается на выражении эмоций различными частями тела[81]. Показательно выражение смеха и хохота в русском языке. Английскому слову laughter в русском языке соответствует не одно, а два существительных (смех и хохот), а английскому глаголу laugh в русском языке соответствует не один глагол, а два глагола: смеяться и хохотать.

В английском языке, правда, есть и другие слова, обозначающие то, что может рассматриваться как разновидности смеха: chuckle «смешок, фыркнуть от смеха», giggle «хихиканье, хихикнуть» и cackle «хохоток, кудахтать от смеха»,– но отношение этих слов к самым базовым словам – laugh и laughter — полностью отличается от соотношения между русскими словами хохот, хохотать, с одной стороны, и смех, смеяться — с другой. Все три английских слова: giggle, chuckle и cackle — подразумевают нечто меньшее, чем смех от всего сердца. Хохотать — значит быть захваченным действием всего тела, смеяться самозабвенно, не сдерживаясь, в свое удовольствие. Это красноречиво подтверждается такими русскими выражениями, как «кататься от хохота», «с ног валиться от хохота», «хвататься за бока от хохота», «трястись от хохота», «живот колышется от хохота». Поскольку слова хохот и хохотать представляют собой обычные и частые в разговоре слова русского языка, то можно сделать вывод, что с точки зрения русской культуры смеяться громко и несдержанно, проявляя свое хорошее настроение, является поведением социально приемлемым и одобряемым.

Сочетания с русским словом лицо, отмечает далее Вежбицкая, дают основания предполагать культурную позицию по отношению к выражению лица, отличную от позиции, предполагаемой общепринятыми словосочетаниями с английским словом face. Прежде всего в русском языке лицо описывается как «светящееся», «освещенное» или сияющее либо радостью, удовольствием или восторгом и т.д. В английском языке есть лишь одно такое выражение: someone’s fase lit up «чье-то лицо осветилось», которое может указывать лишь на моментальное событие. Плач тоже описывается по-русски как воздействующий на лицо человека в большей степени, нежели это принято по-английски. Такие русские выражения, как «невыразительное лицо», «неподвижное лицо», «деревянное лицо», «каменное лицо», «застывшее лицо» предполагают, что «нормальное» лицо должно быть выразительным, подвижным и что отсутствие этих признаков является знаком, указующим на возможное переживание или даже бессердечие. Напротив, для англичанина является нормальной невозмутимость лица. В русской культуре глаза и брови, как показывает лингвистический материал, считаются также более выразительными, нежели в английской.

По-русски глаза могут быть описаны с точки зрения света или на основе огня и горения для выражения радости, гнева и т.д. Кроме того, слово глаза входит в целый ряд словосочетаний, обозначающих удивление, изумление и потрясение. О телесной полноте и выразительности говорит также тот факт, что эмоции по-русски могут выражаться не только при помощи лица, но и при помощи рук и даже ног. У англичан есть выражение to stamp one’s foot «топнуть ногой», но у русских таких словосочетаний несколько, которые описывают поведение, рассматриваемое как указывающее на «смущение, недоумение, нерешительность или замешательство», а то и как жест мольбы («бухнуться в ноги»). У русских имеет место замечательное разнообразие словосочетаний, описывающих выражение эмоций посредством рук: «потирать руки», «ломать руки», «заламывать руки», «прижимать руки к груди», «обхватывать голову руками» и т.д. Несомненно, у носителей английского языка имеются некоторые языковые эквиваленты для описывания вышеприведенных жестов, но, как замечает Вежбицкая, в большинстве случаев нельзя подобрать соответствующие английские словосочетания. В частности, это относится к жестам, обозначаемым посредством русских выражений «разводить руками», «всплеснуть руками» и «махнуть рукой».

Судя по употреблению слова голова, можно полагать, что русская голова также более выразительна, нежели англосаксонская. «Опустить голову» может выражать печаль, стыд или замешательство. Ряд выражений у русских указывают на крайнее отчаяние и саморазрушительные порывы: «биться головой о стену», «бить себя кулаком по голове», «хвататься за голову». С англосаксонской точки зрения указанные выражения звучат чересчур драматично. В пространственном рассеянии русских просторов внутренние переживания и страсти перераспределяются, выходят на поверхность и порождают логику телесного взаимодействия, в котором ведущая роль отводится прикосновению. Нанси отмечает, что во «мне» нет никакой протяженности, но мое «я» становится протяженным в момент, когда оно отдано другим.

Стало быть, «я есмь протяженность, будучи отделенным, отнятым, вычтенным и противо-поставленным»[82]. Существует фрейдовское высказывание: «Психика протяженна: но ничего не знает об этом»[83], то есть «психика» есть тело, которое постоянно ускользает от него, порождая разного рода коллизии, исполнено глубокого смысла. Тело всегда противо-поставлено извне – «мне» или другому. Тела суть другие. Других я познаю всегда в качестве тел. Другой – это тело, поскольку у него такой-то нос, цвет кожи, родинка, ямочка и т.д. Он столько-то весит. От него исходит такой-то запах. Противо-поставление трогает. Это тело, этот участок этого тела трогает «мое» тело, что может мне нравиться или не нравиться, но это приходит в самой природе другого, такого другого, в котором мы обретаем «свое». «Иной» или «другой», замечает Нанси,– это не точные и верные слова, ибо