Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

III. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ УПАДОК

Политическая анархия ускорила экономическую дезинтеграцию, а экономический кризис способствовал углублению политического упадка; оба эти момента были одновременно и причиной и следствием друг друга. Римская государственная мысль так и не сумела наладить здоровую экономику в Италии; может статься, узкие долины полуострова никогда не могли послужить адекватной основой достижения высоких целей Италийского государства. Производство зерновых было подорвано конкуренцией со стороны дешевого хлеба из Сицилии, Африки и Египта, а обширные виноградники уступали рынки сбыта продукции провинциальных виноделов. Фермеры жаловались на то, что высокие налоги лишают их той ненадежной прибыли, за счет которой они могли бы поддерживать в рабочем состоянии дренажные и ирригационные каналы. Каналы засорялись, росла площадь болот, и малярия ослабляла население Кампании и Рима. Огромные участки плодородной земли были выведены из сельскохозяйственного оборота, ибо здесь разместились поместья богачей. Не живущие на земле владельцы латифундий эксплуатировали труд и почву совершенно беспощадно, защищаясь от критики филантропией в городах; городская архитектура и игры получали хорошие доходы в то время, когда сельская местность приходила в запустение. Множество крестьян-собственников и свободных сельских работников переселялись в города, предоставляя заниматься италийским сельским хозяйством латифундистам, обрабатывавшим свою землю руками равнодушных рабов. Но и сами латифундии римским миром были приведены к краху; недостаточное количество завоевательных войн в первом и втором столетиях имело своим следствием уменьшение численности и соответственно рост стоимости новых рабов. Вынужденные привлекать свободных тружеников вернуться к работе на земле, крупные землевладельцы делили свои имения на участки, сдававшиеся в аренду колонам (coloni), «обработчикам». От арендаторов требовалось вносить небольшую сумму деньгами или десятую часть продукции, а также работать часть времени бесплатно на вилле землевладельца или на его поле. Во многих случаях помещики находили выгодным отпускать на волю своих рабов и придавать им статус колонов. В третьем веке землевладельцы, встревоженные вторжениями и восстаниями в городах, все больше и больше времени проводили на своих виллах; последние превращались в укрепленные замки и постепенно трансформировались в средневековые châteaux[127].

Нехватка рабов упрочила на время положение свободного труда в промышленности и сельском хозяйстве. Но в то время как ресурсы богатых все более истощались войнами и правительством, нищета бедноты оставалась все такой же вопиющей{1848}. Заработная плата составляла от шести до одиннадцати, цены около тридцати трех процентов сравнительно с зарплатами и ценами в Соединенных Штатах начала двадцатого века{1849}. Классовая борьба принимала все более насильственные формы, так как армия, рекрутируемая из провинциальной бедноты, нередко присоединялась к атаке на богатство и полагала, что ее служба государству делает вполне справедливыми конфискационную налоговую политику, стремящуюся изыскать средства для подарков солдатам, или даже прямой грабеж состоятельных граждан{1850}. Промышленность страдала от упадка коммерции. Экспортная торговля Италии становилась все менее успешной по мере того, как провинции из потребителей превращались в конкурентов; варварские вторжения и пиратство сделали торговые маршруты столь же небезопасными, как это было до Помпея; обесценивание денег и неустойчивость цен препятствовали налаживанию долговременной предпринимательской деятельности. После того как экспансия была приостановлена, Италия уже не могла процветать за счет снабжения или эксплуатации расширяющейся державы. Когда-то Италия собирала драгоценные слитки с покоренных земель и богатела их ограблением; ныне деньги перекочевали в более высокоразвитые в промышленном плане эллинистические провинции, а Италия неудержимо беднела, пока рост богатства Малой Азии не привел к замене Рима восточной столицей. Италийская промышленность была вынуждена довольствоваться внутренним рынком, но люди были слишком бедны, чтобы покупать произведенные ими товары{1851}. Италийская коммерция столкнулась с такими препятствиями, как бандитизм, рост налогов и ухудшение качества дорог из-за недостатка рабов. Виллы с промышленной точки зрения становились все более самодостаточными, а торговля за деньги столкнулась с таким конкурентом, как бартер. Крупная промышленность год за годом теряла свои позиции, в то время как росло число мелких мастерских, удовлетворявших главным образом местный спрос.

Наступили финансовые трудности. Сократилось количество драгоценных металлов в обращении: золотые рудники Фракии и серебряные рудники Испании добывали металлов все меньше, а Дакия с ее золотом вскоре будет оставлена Аврелианом. Большие количества серебра и золота были истрачены на искусства и украшения. Перед лицом такого дефицита, ощущавшегося во время почти непрерывных войн, императоры начиная с Септимия Севера постоянно ухудшали качество денег, дабы справляться с оплатой государственных расходов и снабжением армии. При Нероне денарий содержал десять процентов примеси, при Коммоде — тридцать, при Севере — пятьдесят. Каракалла заменил его антонианом, состоявшим наполовину из серебра; к 260 г. содержание в нем серебра снизилось до пяти процентов{1852}. Правительственные монетные дворы чеканили беспрецедентное количество дешевой монеты; во многих случаях государство заставляло потребителей использовать их по номинальной, а не действительной стоимости, настаивая при этом, что налоги должны выплачиваться золотом и серебром{1853}. Цены стремительно росли; в Палестине они поднялись на тысячу процентов между первым и третьим веками{1854}; в Египте инфляция вышла из-под контроля, так что мера зерна, стоившая в первом веке восемь драхм, к концу третьего стоила 120 000{1855}. Другие провинции пострадали от этого бедствия в значительно меньшей мере; но несмотря на это; инфляция разорила в них большую часть среднего класса, привела к банкротству кредитные общества и благотворительные фонды, сделала любой бизнес расхолаживающе ненадежным и расстроила значительную долю торговли и инвестиций, от которых зависело состояние экономики Империи.

Императоры после Пертинакса были не особенно огорчены этим упадком аристократических и буржуазных классов. Они чувствовали враждебность сенаторского сословия и крупных торговцев к их чужеземному происхождению, военному деспотизму и поборам; война между сенатом и императорами, прерванная в эпоху от Нервы до Аврелия, разгорелась с новой силой. Прибегая к подаркам, общественным работам и распределению продовольствия, правители осознанно искали поддержки своей власти у армии, пролетариата и крестьянства.

Империя страдала от кризиса лишь немногим меньше Италии. Карфаген и Северная Африка, наиболее недосягаемые для захватчиков, процветали, но Египет переживал упадок, вызванный разрушительной партийной борьбой, резней, устроенной Каракаллой, завоеванием Зенобии, высокими налогами, непродуктивным принудительным трудом и ежегодным экспортом зерна в Рим. Малая Азия и Сирия пережили вторжения и разграбления, но их древняя и терпеливая промышленность выжила, несмотря на все невзгоды. Греция, Македония и Фракия были опустошены варварами, а Византий никак не мог оправиться после предпринятой Септимием осады. Когда война привела римские гарнизоны и обозы к германской границе, вдоль рек выросли новые города — Вена, Карлсбург, Страсбург, Майнц. В результате нападения германцев