Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

– Но он – пособник бандитов! Наводчик! Тут дело ясное.

– Ясное для нас… Но как ты это докажешь? Доказательств-то нет пока никаких.

– Что значит – нет? – Он посмотрел на меня с изумлением. – А ты? Ведь ты – живой свидетель.

– Но я же один! Мое свидетельство не имеет никакой силы. Эх, если бы был еще кто-нибудь! Хотя бы тот же Скелет… Но ты ж его первого прикончил тогда, во время перестрелки.

– Н-да, глупо получается, – пробормотал растерянно Семен. – Но что ж поделаешь? Все-таки пойдем!

– Пойдем. Но порознь, по отдельности. Не надо, чтобы нас видели вместе.

– Не понимаю, к чему эти хитрости? Лесник-то все равно ведь знает, что мы друзья…

– Тут есть один психологический нюанс. Как бы это лучше объяснить? Видишь ли, для лесника я – личность непонятная и странная. Я знаю правду! И меня он конечно же боится больше всего. И если ты появишься вместе со мною, он сразу же переполошится, уйдет сквозь землю. А увидит тебя одного, кто знает, возможно, захочет потолковать. Даже наверняка захочет.

– Ах так, – задумался Семен. – Да, пожалуй.

– И вот когда вы разговоритесь, ты должен будешь сделать вид, что лично его ни в чем не подозреваешь. Ни в чем! Главное – не вспугнуть гада.

– Пожалуй, ты прав. Что ж, попытаюсь… Но где мы потом с тобой встретимся?

– В городе, в редакции газеты. Буду ждать тебя до ночи.

Мы были тогда напряжены до предела. И говорили стремительно, нервно, перебивая друг друга и хрипло дыша. И время для нас обрело как бы особую емкость, стало течь по-иному…

– Беги, Семен, – сказал я затем, – беги огородами, так лучше. Я пойду не спеша, а ты торопись! – И напоследок еще раз предупредил его: – Смотри не оплошай. Не вспугни лесника! Помни, как сказано в Писании: «Будьте мудры, как змеи».

Я не спеша вернулся на шоссе и увидел, что толпа вдали заметно возросла. Теперь там, возле дома Анциферова, стояло несколько разномастных машин. И среди них выделялись две: зеленая, с красной полосой вдоль бортов милицейская легковушка и небольшой запыленный автобус службы «Скорая помощь».

И хотя я понимал, что в данной ситуации лучше всего для меня – это уехать отсюда побыстрее, я все же не мог этого сделать, не узнав, что же такое тут произошло.

Приблизившись к дому, я осмотрелся опасливо, выискивая в толпе знакомую замшевую парку. Но ее нигде не было: лесник куда-то исчез. И Семена я тоже не заметил. И подумал, что они, вероятно, уже успели встретиться и где-то сейчас «толкуют»…

А может, лесник все-таки разглядел меня как-то, узнал и в панике бежал?

«Было бы жалко, – сокрушенно вздохнул я. – Упускать такую дичь ни в коем случае нельзя. От него наверняка тянется много разных ниточек…»

Я протиснулся к самому крыльцу. И уже хотел было взойти на него, но вдруг застыл, закаменел. Сверху по скрипучим ступеням спускались санитары, бережно поддерживая под руки Анциферова.

Впрочем, то, что это именно он, я сообразил не сразу. У человека, ведомого санитарами, всю верхнюю часть лица покрывала плотная марлевая повязка.

Видны были только обвислые, закрывающие рот усы и худые, впалые щеки. И по этим щекам из-под белой повязки ползли темно-красные струйки… Он словно бы плакал кровавыми слезами.

Да он и действительно плакал, вернее, выл негромко. И не было в этом вое ничего человеческого.

Его провели мимо меня и посадили в госпитальный микроавтобус. И следом, так же бережно, осторожно, провели плачущую девушку.

С одной стороны девушку поддерживала какая-то женщина, а с другой – милиционер. И она шла медленно, спотыкаясь, тяжело повиснув на их руках.

И тут я увидел Семена. Он стоял возле автобуса. Наши взгляды встретились. Я подался к нему. Но он сказал, слабо махнув рукой:

– Потом, потом. – Он сказал это с усилием, трудно шевеля занемевшими, белыми, как на морозе, губами. – Сейчас я должен уйти.

– Куда?

– К леснику. Мы с ним договорились…

– Значит, вы все же увиделись?

– Сразу… И он пригласил меня к себе домой.

– Осторожно, Семен! Не попади в западню.

– Ну, дома он не рискнет. – Семен привычным жестом поправил на плече ремень карабина. – Да и все равно идти надо. Может, там я нападу на след Каина.

– Так Каин, значит, был и ушел?

– Да. За час до нашего приезда.

– Где же он теперь?

– Неизвестно. Где-то в тайге.

Семен отступил и скрылся в толпе. А на его месте внезапно возник откуда-то вынырнувший Афоня. Вид у репортера был возбужденный, взъерошенный, какой-то обалделый.

– Привет, – произнес он скороговоркой. И затем, крутя головой: – Ну, старик, такие тут дела, ой-ой-ой! Вроде бы я уж повидал немало, вроде бы привык. Но такого зверства еще не встречал. Даже и не слыхивал, что это бывает…

– Но что бывает? – спросил я. – Что, собственно, было?

– Дай папироску, – тихо попросил Афоня. – Мои кончились.

Я протянул ему пачку. И он закурил, затянулся со всхлипом.

– О подробностях лучше не спрашивай, – пробормотал он, кутаясь в дым.

– Почему же? – спросил я. – Именно о подробностях я и хочу спросить.

– Напрасно, старик, напрасно, – покривился Афоня, – напрасно настаиваешь. После всего этого, право же, как-то жить не хочется.

– Ну, мой милый, – отозвался я. – После многого в нашей жизни жить не хочется. И все же мы живем, перебиваемся. Так что давай рассказывай. Обо всем!

И он рассказал мне обо всем. Посвятил во все детали чудовищной этой истории.

Каин появился в селе под утро, где-то в пятом часу. Приехал он не один. Его сопровождали два каких-то типа. Но женщины – об этом я тотчас же спросил – с ними не было. В общем-то нужен им был, судя по всему, не сам Анциферов, а кто-то другой. И к старику они пришли за информацией, за сведениями. Однако сведений никаких не получили. Старик не сказал им ничего, и не из упрямства, а потому, что действительно ничего не знал.

Но Каин этому не поверил.

Анциферова стали пытать. Его долго били, прижигали горящей папиросой кожу на его руках и на лбу. Затем отвлеклись – занялись Наташей…

Тут же, на глазах у отца девушку сшибли ударом с ног. Разложили на полу. И принялись насиловать.

Насиловали ее все трое, по очереди, с похабными шуточками, глумясь над беззащитным этим телом…

Измученный пытками старик не мог уже подняться. И, лежа поодаль в углу, он взмолился, обращаясь