Естественная религия. Религиозные верования и практики в эволюционной истории человека - Анастасия Александровна Зубковская

кузнечиков из тропической Америки имитируют изъеденные листья, так же и человек, желая уподобиться пространству, воспринимает себя как индивида, растворенного в пантеистическом, монистическом и гомогенном космосе. Эти, на первый взгляд, совершенно разные проявления имитации имеют, по Кайуа, общее психическое основание и проистекают из единой физиологической потребности любого организма установить отношения с окружающей средой. Можно ли тогда сказать, что развитие культуры происходит в том числе благодаря «стадному инстинкту»?

В эволюционной истории человека имитация имеет огромное значение. Большинство инструментальных изобретений, которыми мы пользуемся в повседневной жизни, были созданы в подражание какому-то существующему феномену. Мне кажется, самое поэтичное копирование человеком окружающих явлений – это самолет, воплощающий мечту летать как птица, и метрополитен, похожий на червей, зарывающихся в землю. Культура подражает не только природе, но и самой себе. За счет имитации происходит воспроизведение верований, ритуалов, обычаев, способов поведения и других культурных элементов.

В истории религии известны примеры ритуалов, которые нацелены на повторное воспроизведение повседневных или мифологических событий. В частности, обряды инициации имитируют рождение посвящаемого, как, например, в индийском ритуале упанаяна, где присутствует наиболее яркая эмбриологическая символика. Ученик, который проходил посвящение, наносил на тело желтую краску, которая означала цвет эмбриона в околоплодных водах, затем уединялся на три ночи в ознаменование присутствия зародыша в теле матери и т. д. Ведические источники повествуют об этом ритуале так:

Учитель, вводя (его), делает брахмачарина

Зародышем внутри себя.

Три ночи он носит его в животе.

Когда он родится, боги приходят, собравшись, его посмотреть[177].

Религиозные обряды могут имитировать и события, о которых повествует мифологическая история. Эта идея, например, встречается в ритуалах «обновления мира», когда участники символически воспроизводят акт сотворения и обустройства земли бессмертными мифическими существами. Такой обряд встречается, в частности, в традиционной религии индейских племен, проживающих в западной Калифорнии[178]. Ритуальная церемония включает в себя прохождение по специальному маршруту, которое воспроизводит путь демиургов. В связи с «обновлением мира» можно сказать, что Новый год во многих культурах носит эсхатологический и космологический смысл возрождения, повторяя акт сотворения мира.

Развитие культуры, таким образом, происходит во многом благодаря механизмам подражания. При этом можно рассматривать процесс репликации (или воспроизведения) не только в связи с ритуальным поведением, но и в целом с любыми элементами культуры. Единицы культурной эволюции – это «ментальные репликаторы», или, проще говоря, мемы. Ричард Докинз, автор меметической концепции[179], объясняет:

Примерами мемов служат мелодии, идеи, модные словечки и выражения, способы варки похлебки или сооружения арок. Точно так же, как гены распространяются в генофонде, переходя из одного тела в другое с помощью сперматозоидов и яйцеклеток, мемы распространяются в том же смысле, переходя из одного мозга в другой с помощью процесса, который в широком смысле можно назвать имитацией[180].

В человеческом разуме, таким образом, присутствует некоторый мемофонд, то есть информационный комплекс или, проще говоря, совокупность символов, благодаря которой человек осваивает окружающую среду.

Согласно Докинзу, мем имеет конкретное материальное воплощение, а именно:

самореплицирующиеся мозговые структуры, реальные схемы, состоящие из проводов, переключателей и тому подобного, которые воссоздаются в одном мозге за другим[181].

Неудивительно, что и здесь мы сталкиваемся с компьютерной метафорой мозга. «Трудная проблема» сознания, как ее обозначает главный философ этого направления Дэвид Чалмерс, для Докинза вовсе не проблема, так как он интерпретирует содержимое разума в сугубо материалистическом ключе. Когда нейроны понимаются как компьютерные провода, содержимое сознания становится в этой аналогии программным обеспечением. Мемы – это тот «код», на котором написан человеческий разум, поэтому культура в этой метафоре распространяется за счет копирования этого кода.

В 1960–1970‑х годах существовали и другие названия для «мема» – это и «ментифакт», придуманный Джулианом Хаксли, и «мнемотип», и «социоген», и «культурген», и «культуртип», и многие другие. Все эти понятия обозначают единицу культурной эволюции, которая может выражаться в любой форме – от изображений и высказываний до ритуальных и социальных практик. Нетрудно догадаться, что эти термины были придуманы по аналогии с генами, которые выполняют роль репликатора информации в биологической эволюции. Однако если генетика уже давно имеет признание и статус в качестве серьезной науки, то у меметики все еще много трудностей и нерешенных проблем. Так, например, не совсем понятно, имеет ли меметика какие-то отличия от семиотических теорий и можно ли сказать, что мем – это просто аналог слова «символ» или «знак». На мой взгляд, понятие «мем» хорошо справляется с тем, чтобы отделить теорию культурной эволюции от семиотики, поэтому его нужно понимать только как эволюционный концепт. С другой стороны, я склонна согласиться с мнением критиков, что меметика с 2000‑х годов не прибавила почти никакого нового знания в культурном эволюционизме.

Иногда вместо слова «мем» употребляется понятие «репрезентация». Этот термин применяется в разных теоретических областях. В философии сознания репрезентационализм – предмет полемики, так как в целом под репрезентацией понимается содержание сознательного состояния – то есть то, каким представляет объект, свойство или положение дел данное состояние субъекта (в отличие от противоположного – феноменального, который обозначает в целом то, каково субъекту быть в том или ином состоянии). В общем, проблема понятия репрезентации зависит от дискуссий по вопросу о природе сознания, что затрудняет непосредственное и ясное восприятие и дальнейшее использование этого термина. Психологическая версия репрезентационализма говорит нам о том, что субъект в своем восприятии опосредует, то есть отражает или замещает объект, иначе говоря, представляет его в качестве чего-то другого – сигнала, символа, слова и т. д.

Историк Карло Гинзбург, прослеживая историю понятия «репрезентация» в связи со «словом» и «символом», демонстрирует, что возникновение репрезентации обеспечивается умственным навыком человека устанавливать сходство. Он пишет о способности репрезентировать как об

инструменте опосредованного познания, который позволяет увидеть отсутствующий предмет путем его замены изображением, способным воскресить предмет в памяти или описать его таким, каков он есть[182].

По его словам, это есть «миметическое напоминание» или «субституция», которая состоит в том, чтобы имитировать некоторую идею или образ. В качестве примера он приводит традицию изображения королей после их смерти. Считается, что восковой колосс (статуя) короля выполнял замещающую или имитирующую роль. Вообще, в целом любая репрезентация, по Гинзбургу, имеет подобный функциональный смысл. Ссылаясь на Эрнста Гомбриха и его текст «Размышления об игрушечной лошадке», он пишет следующее:

Размышляя над hobby horse в качестве «субститута лошади», он пришел к выводу, подчеркивающему роль субституции в искусстве первобытных народов и в египетском искусстве: