Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

Даже если с духом кавказских полков все было в порядке, им не хватало подготовки и боевого опыта, и я не был уверен в их ценности. Поэтому свою дивизию я разместил в центре, где атака была наиболее трудной, в то время как одна из кавказских бригад под командованием полковника Краснова должна была провести конную атаку на правый фланг австрийцев, а другая, под командованием полковника Половцева, – помешать противнику прорваться к Днестру.

Атака началась успешно, и враг был отброшен. Однако, несмотря на неоднократные приказы левому флангу наступать, я тщетно искал со своего наблюдательного пункта признаки того, что кавказцы пришли в движение. Их пассивность дала врагу время перегруппироваться, в результате чего мой центр был контратакован. Мне пришлось отдать приказ об отступлении на исходные позиции. Расследование показало, что полковником Красновым двигало желание спасти своих добровольцев! На обеде после сражения великий князь Михаил выразил мне свое сожаление по поводу поведения командира бригады. Тем не менее в наши руки попало несколько тысяч пленных и очень ценное оружие, а враг наступление прекратил.

В июле и августе я защищал участок Днестра и участвовал в остановке наступления противника через реки Стрыпа и Серет (не путать с румынской рекой Серет, притоком Дуная). Потребовались все наши усилия.

В течение лета мой «маньчжурский» ревматизм все сильнее давал о себе знать, и, когда в конце августа я едва мог ступить шаг, дивизионный врач настоял, чтобы я подлечился на горячих источниках Одессы. Передав командование на время отсутствия начальнику штаба кавалерийского корпуса генералу Дистерло, я отбыл в Одессу. Этот прекрасный город на берегу Черного моря был центром всего Юга России и обладал своим особым характером. Население на берегах Черного моря представляло собой смесь всех рас. Красивые женщины и привлекательные мужчины с их южным темпераментом придавали жизни в Одессе совершенно иной стиль, чем в северных частях империи. Вряд ли нужно говорить, что я наслаждался новыми впечатлениями и несколькими неделями отдыха вдали от военной суеты, а также радостью общения с моей сестрой Софи. Старшая медсестра хирургического госпиталя в Хельсинки, она проделала долгий путь в Одессу, чтобы составить мне компанию. Как ни тяжело было расставаться со своей дивизией, это была приятная возможность поразмыслить об общей военной и политической ситуации, что было практически невозможно на фронте. У меня было много интересных и ценных бесед с больными и ранеными офицерами, которые, как и я, были направлены в Одессу.

Картина, представшая передо мной, была более удручающей, чем я мог ожидать. Хотя все гарнизоны и склады были до отказа заполнены миллионами призванных солдат (которые в основном проводили время в праздности и создавали ценную питательную среду для революционной агитации), боеспособный состав армии сократился примерно на миллион человек. Многие дивизии насчитывали всего пару тысяч штыков и не могли быть укомплектованы из-за нехватки вооружения. Новые войска прибывали на фронт практически без подготовки. Тысячи людей фактически не умели обращаться с винтовкой, а нехватка офицеров и унтер-офицеров становилась все более серьезной. Единственным светлым пятном был Кавказский фронт, где турки потерпели тяжелое поражение, но несомненно, что сделавшие его возможным подкрепления были бы полезнее на главном театре военных действий.

Вопрос о материалах и снаряжении действительно вызывал тревогу. Во время отступления орудия, винтовки, телефонные аппараты, повозки и полевые кухни были изношены, потеряны или уничтожены, а замены им не хватало, поскольку никаких признаков оживления промышленности не наблюдалось.

Поражение России подорвало надежды на успешную политику на Балканах. Румыния, в 1915 году, казалось, готовая присоединиться к Антанте, отступила, а силы, которые стремились к разрыву с Россией, набирали вес. Болгария, все больше и больше склонявшаяся на сторону Центральных держав, вскоре нападет на Сербию.

Общественное мнение крайне возмущалось такой позицией, и, конечно, требовалось найти козлов отпущения. Таким образом, великий князь Николай Николаевич был назначен командующим Кавказским фронтом, а император принял на себя Верховное командование. Великий князь был солдатом, знавшим свое дело, твердой рукой командовал армией и пользовался большим авторитетом как в ней, так и в империи в целом. Почти все понимали, что император будет главнокомандующим только номинально и что со своей склонностью к замкнутости он никогда не сможет создать себе необходимый авторитет и популярность в армии. Поставив себя во главе вооруженных сил, особенно в столь неудачно выбранное время, он подвергал опасности положение императорской семьи. Более того, императору во время его вынужденного отсутствия в столице было бы трудно эффективно следить за другими важными делами империи, и это должно было способствовать его окончательной изоляции и лишению власти.

Среди министров, выбранных в качестве козлов отпущения, был военный министр генерал Сухомлинов, ставший объектом позорного обливания грязью. Его больше, чем кого-либо другого, обвиняли в неспособности мобилизовать промышленность и организовать складирование материалов. Генерал Сухомлинов в довоенные годы с большим мастерством провел реорганизацию армии, и любые недостатки в промышленном потенциале страны следует списывать на ряд финансовых и других факторов.

Обнадеживающим аспектом в этой довольно отчаянной ситуации был подъем сильного патриотического духа, вызванный всеми русскими неудачами, но он не был использован для спасения империи. Окруженный советниками, не способными оценить ситуацию в целом, император хотел править без участия нации. В начале августа он распустил Думу, и в течение первого года войны дела империи велись с помощью указов. Дума собралась вновь в феврале следующего года, но всего после трех заседаний из-за резкой критики правительства была вновь распущена. Однако давление общественного мнения вынудило императора созвать представителей народа. Те партийные группы, которые были преисполнены патриотических настроений, теперь сформировали так называемый Прогрессивный блок и в начале сентября опубликовали программу, в которой призывали к формированию парламентского правительства, амнистии всех политических заключенных и к некоторым другим демократическим реформам. Ответом императора был новый перерыв в работе Думы. Он даже дошел до того, что отказался принять спикера Родзянко, который был уполномочен представить императору доклад о положении в империи и попытаться убедить его отозвать приказ о переносе заседания. Этот вызов, брошенный представителям народа, подготовил почву для движения, закончившегося революцией.

В промышленных и финансовых кругах также наблюдались признаки патриотического подъема. Повсеместно были созданы комитеты для координации деятельности мелких и средних промышленных концернов с крупными предприятиями, управляемыми государством. Другие комитеты были сформированы организациями, представляющими сельское хозяйство, лесоводство, горнодобывающую промышленность и т. д., и все они проявляли патриотическое стремление помочь правительству. Руководство материальными военными усилиями было передано в руки недавно сформированного совета обороны, так