Колдовство в Скандинавии. Представления о дьяволе, процессы над ведьмами и ведовство - Юлия Викторовна Антонова-Андерссон

Комиссии в Даларне придерживались старого принципа: выносить смертные приговоры лишь в тех случаях, когда подозреваемый сознался в преступлении. Признание было важно по нескольким причинам. Во-первых, сущность колдовского преступления в части полетов на Лысую гору и вступления в связь с дьяволом была абстрактной. Доказательствами служили лишь слова свидетелей. Чистосердечное признание снимало с судей груз ответственности за неверное решение.

С другой стороны, за признание ратовали и священники. Без признания не могло было причастия и отпущения грехов; следовательно, душе не обеспечивался вечный покой. Раз нет покоя – человек после смерти становится призраком и докучает родственникам и односельчанам.

Первоначально добиться признания пробовали уговорами и угрозами. Если это не помогало, подсудимому выносили смертный приговор и вели на казнь в надежде, что перед лицом смерти виновный все же признается. Если признания не поступало, подсудимого снова вели в камеру.

Эта тактика срабатывала, пока была новой. После процессов в Эльвдалене и Муре люди поняли: если отрицать до последнего, тебя не казнят, какими бы ни были доказательства. Признаваться перестали, так что в Лександе власти устроили «показательные казни», лишив жизни двух женщин, так и не добившись от них признания[28].

После этого происшествия отрицание вины в суде не помогало. Более того, одна женщина с самого начала настаивала на своей невиновности, но против нее выступило 105 (!) детей, и суд постановил: ее словам нельзя доверять.

Когда добиться признания уговорами и запугиваниями не удавалось, власти прибегали к наиболее действенному методу: пыткам.

Пытки в Швеции

Пытки применялись уже на первых процессах в Даларне. Гертруд Свенсдоттер рассказывала, что одна из обвиняемых жаловалась на Лысой горе на командира, который «заключил ее в наручники и подвесил на стене, желая тем самым вынудить ее признаться».

Долгое время утверждалось, что пыток как таковых в Швеции практически не применялось. Однако запрещение пыток на законодательном уровне и отсутствие упоминаний о них в протоколах вовсе не означало, что их не было. Другое дело, в какой мере и для чего их использовали: в ряде случаев пытки вполне могли служить частью наказания, а не способом добиться признания. К тому же отдельные намеки на насильственные методы получения показаний все же имеются: в той же Даларне одну из женщин надлежало «передать в руки профоса», поскольку от нее «никоим образом не удается добиться правды».

Впервые о пытках в Швеции заговаривают в эпоху раннего Средневековья, и связано это с Данией. Практически все описания тех времен – это часть пропаганды, где датчане, с которыми у шведов были напряженные отношения, выставляются мучающими благородных людей варварами. Если верить официальным источникам, «мучили и пытали» в то время исключительно те, кого хотели очернить.

Подобное отношение прослеживается и в XVI веке. В труде «История северных народов» Олаус Магнус упоминает о «прежде неизвестных» пыточных инструментах, которые завозят немцы для того, чтобы причинить боль своим родным и близким. «Иностранцы-варвары» противопоставляются «благородным скандинавам», способным решить проблему мирным путем. Все выглядит так, словно пытки для шведов – что-то недостойное, нехристианское.

Когда в 1568 году с трона был свергнут Эрик XIV, высокопоставленные господа составили подробный акт о причинах смещения короля. Из 21 пункта обвинений 5 посвящены пыткам, которые он применял. В документе не сказано о неправомерности его действий, а лишь подчеркивается «злой, тираничный склад монарха».

Карл IX стал первым королем Швеции, попытавшимся внести в закон параграфы о пытках. О видах пыток ничего не говорится; монарх лишь предлагал формулировки вопросов для тех, кто подвергается пыткам, ограничивал количество их применения до трех раз и считал необходимым отпускать тех, кто под пытками не сознался в содеянном. Советники и дворянство отклонили законопроект, заявив: пытки – бесполезное орудие, поскольку нельзя выносить решение на основании признания, полученного при мучительных испытаниях.

В старых региональных законах Швеции также не содержится сведений о том, какие именно пытки следует применять, но встречаются упоминания случаев, когда они уместны. Так, Готландский свод законов (Gotlandslagen) разрешает пытки за совершение краж, Эстергётландский – за убийство. При этом все расходы должен оплатить истец, а обвинительный приговор запрещается выносить на основании признания, данного во время пыток.

В законодательстве Магнуса Эрикссона применение пыток не разрешено, по крайней мере, в отношении тех, чья вина не доказана. Во всяком случае, именно так трактуют формулировку «при отсутствии избыточных доказательств». В дальнейшем этот принцип сохранялся: узаконить пытки никак не удавалось. В середине XVII века в одном из протоколов апелляционного суда и вовсе встречается фраза: «По разумным соображениям пытки в нашей стране не используются».

И все же закон – это одно, а реальность – совершенно другое. Уже после первых процессов Большой шумихи появилась важная оговорка, в 1675 году подтвержденная указом Карла XI (1655–1697, король Швеции 1660–1697): если речь шла о преступлениях исключительного характера, то дозволялось «причинять страдания при помощи ручных зажимов[29] или иных инструментов». Официальная цель – не добиться признания или собрать больше доказательств (согласно закону, пытать по-прежнему разрешалось лишь тех, кому уже вынесен приговор), а «очистить от греха».

Иными словами, разрешенные пытки являлись, скорее, частью наказания и расценивались как забота о душе осужденного, своеобразная «помощь ведьме». По факту же в ходе подобных пыток добивались признания и узнавали вероятных пособников.

Из сохранившихся документов становится ясно, что пытки в Швеции делились на следующие категории:

1) Заключение в башню или подвал. Здесь содержались как мужчины, так и женщины: раздельные камеры для них появились в Швеции только в 1714 году. Нахождение в темноте, холоде и сырости (порой в обнаженном виде) оказывало значительное влияние на психику подозреваемого, о чем упоминается во многих протоколах.

2) Лишение подозреваемого воды, еды и сна расценивалось как наиболее страшная мука. Последствия могли оказаться весьма печальными. Порой диета «на воде и хлебе» даже угрожала жизни заключенного, о чем охрана немедленно докладывала властям.

Заключение в темный подвал рассматривалось в Швеции как пытка

Со сном боролись довольно жестоким способом: не позволяли садиться и ложиться. Такой метод нередко вызывал помутнение рассудка, и заключенные сознавались во всем, чего хотели палачи. Иногда они и сами начинали верить в свою вину. Например, причастность Сигрид Нильсдоттер из Умео (Umeå) к похищению детей выясняли следующим образом: ей не давали заснуть, пока один из якобы увозимых ей детей спал. Как только Сигрид закрывала глаза, ей казалось, что она забирает мальчика. В состоянии же бодрствования ничего не происходило. Женщина очень страдала и молила Бога смилостивиться над ней и