После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

Меня резко оторвали от моих размышлений. Это произошло по той причине, что рядом со мной появился новый человек, с которым я был знаком, – зондерфюрер Генрих. Мы тихо разговаривали под присмотром лейтенанта НКВД, который при этом часто и густо сплевывал на пол. Он приказал мне следовать за ним и повел через музыкальный зал, где находились несколько женщин, на которых я, впрочем, не стал обращать внимания, затем через еще одно помещение, где не было никого, пока, наконец, мы не пришли в кабинет гвардии подполковника. Здесь, кроме Кудряшова, сидели женщина-переводчик, начальник штаба и майор-замполит. Слегка поклонившись, я остался стоять в дверях, не обращая внимания на обитателей кабинета. Мой взгляд был прикован к большой карте, где красными флажками была показана линия фронта. Женщина-переводчик обратилась ко мне:

– Капитан Холль, сегодня утром в церкви вы вышли из общего строя. Что вы хотели сказать?

Не меняя выражения лица, я ответил монотонно, с явно слышимым равнодушием в голосе:

– Я выполнил свой долг солдата. Год назад гвардии подполковник заявил мне, что уничтожит меня физически и морально. Сейчас я вижу, что он говорил серьезно. Я неосторожен, и за меня некому заступиться, но у меня есть честь! Я требую, чтобы меня расстреляли!

Я снова уткнулся взглядом в карту. Меня сотрясал кашель, нос потек. Куском старой тряпки я вытер нос. Гвардии подполковник быстро заговорил о чем-то, переводчица перевела:

– Это неправильно, когда человек махнул на себя рукой, и не принесет ему никакой пользы. Подумайте о том, что после войны вы понадобитесь Германии. Вы еще молодой человек и должны жить и приносить пользу своему народу!

Я посмотрел на него насмешливо и медленно проговорил:

– Господину подполковнику не следует опасаться, что я совершу самоубийство. Право покончить со мной я оставляю ему! Пока я нахожусь в той церкви, моя судьба ясна, и я отказываюсь от пищи!

Все еще потный, едва справляясь с нервами, Кудряшов знаком показал, что я могу идти. Меня вывели через наружную комнату, в которой, как я правильно предположил, сидел полковник. Мы не сказали друг другу ни слова, но обменялись откровенными и решительными взглядами. Через несколько минут я снова был в церкви. Я рассказал своим товарищам обо всем, что со мной произошло.

Примерно через полчаса вернулся полковник. Комендант лагеря снова попытался всеми средствами заставить пленных начать принимать пищу, но как будто наткнулся на гранитную стену. Мы не сделали ни малейшей уступки. И даже зондерфюрер Генрих, который мог говорить с Кудряшовым, не прибегая к помощи переводчика, ясно дал ему это понять. А сегодня утром лейтенант Новак и днем я продемонстрировали, что настроены очень серьезно. Теперь остается только ждать. Мы собирались группами у печки, которую нам принесли, и русский плотник Климент, тот самый, что изготовил ставни на окна в нашем 6-м блоке, умудрился завесить большими тростниковыми циновками широкие окна в здании церкви, что помогало удерживать в нем тепло. В помещение перед основным залом церкви в течение дня принесли много дров. Никогда прежде за многие месяцы я не чувствовал голод так остро.

Теперь на беседу с гвардии подполковником забрали одного полковника Вольфа. Мы полагали, что этот разговор станет последним, поскольку Кудряшов в любом случае не захочет докладывать о случившемся в Москву. Прошло еще 45 минут, минула полночь. Внезапно возвратился полковник Вольф.

Спокойно и отчетливо, серьезным тоном он проговорил:

– Господа, я очень прошу вас не перебивать меня счастливым ревом и не вставлять глупых замечаний. Пожалуйста, собирайте свои вещи, и мы возвращаемся в 6-й блок. Краузе, просьба обеспечить, чтобы нашу еду доставили вместе с нами. Те, кто в силах, берите с собой дрова. Все идем обратно в блок номер 6.

Мы быстро и спокойно выполнили его распоряжения. Жук и несколько солдат уже ожидали нас, чтобы препроводить обратно в 6-й блок. Мы были полны радости от одержанной победы. Как же они будут таращить глаза, когда утром обнаружат, что церковь опустела!

В течение часа было восстановлено статус-кво. Все вернулись в свои старые комнаты, и наконец-то каждый получил что-то из еды. После того как были протоплены печи, мы все растянулись на своих койках, чтобы наконец выспаться по-человечески. Шпиона НКВД Ниссена не вернули в наш блок, поскольку посчитали это нецелесообразным. Вместо этого он был направлен в рабочий батальон.

Снова в 6-м блоке

Мы закончили подготовку к рождественским праздникам, которые должны были начаться в канун Рождества. Каждый из обитателей комнаты размышлял о том, какой бы пусть маленький, но подарок подготовить для своих друзей. Особенно отличился капитан люфтваффе Фрайманн.

Главным украшением нашей комнаты стала рождественская корона, которую мы готовили несколько недель и которая сумела пережить нашу забастовку в церкви. Основание ее было выполнено в форме рождественского креста. Поскольку нам негде было взять еловые ветки, он был вырезан из дерева. Восьмиугольной формы, с четырех сторон он был украшен самодельными свечками из цилиндриков, наполненных керосином. В каждом из четырех оставшихся концов была установлена вырезанная из дерева елочка. Между ними красовались фигурки сказочных персонажей, таких как Крысолов, Мальчик-с-пальчик, Красная Шапочка и Белоснежка. Здесь же были фигурки Христа во младенчестве и святого Николая. Примерно в 30 сантиметрах над восьмиконечным крестом был установлен шестиугольник с эмблемами дивизий, в которых служили обитатели нашей комнаты, а над ним – квадрат с аллегорическим изображением четырех времен года – весны, лета, осени и зимы. В работе были использованы остатки всех имевшихся у нас цветных карандашей, а кроме того, лекарства и даже красящие кусочки кирпича. Отдельные гирлянды связали между собой тонким шнуром, тем самым превратив рождественскую корону в целую пирамиду.

Каждый, по мере возможностей, сберег кусочек хлеба и маленький кусочек сахара и сала. Это было совсем нелегко, поскольку постоянное чувство голода вызывало потребность поедать все до последней крошки. Некоторые наши товарищи, которые не верили в свою способность сдержать аппетит, отдавали сэкономленные кусочки на сохранение друзьям.

Комнаты 3 и 4 в качестве главного украшения к празднику подготовили украшенные узором рождественские ясли, примерно такие, как принято ставить дома под рождественской елью. В роли художников там выступали лейтенанты Мор и Хофманн. Каждая из комнат сама решала, как будет праздновать это событие в тесном кругу, но планировался и общий праздник всем блоком, где в центре внимание будет выступление хора с рождественским песнопением. Все мы в те дни мысленно обращались к нашим домам, и этот самый характерный для Германии старинный