После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

В голову постоянно приходили мысли о сложившемся положении. Теперь противостоять русским было бы абсурдным. Если я буду продолжать отказываться от работ, у русских появится хороший предлог для того, чтобы засомневаться, стоит ли и впредь обращаться со мной, не причиняя вреда. Вермахта больше нет, а это значит, что мои братья больше не сражаются. Значит, теперь мне нечего стыдиться, разве что самого себя. Значит, теперь я могу взять на вооружение ту же тактику, что и коммунисты в Германии после 1933 г.: хранить молчание и плыть по течению, ничем себя не выдавая. Я больше не стану участвовать ни в каких группировках и ни в каких действиях. Политика никогда ничего для меня не значила. Я попал в плен солдатом и отправлюсь обратно домой тоже, как солдат, если на то будет воля Бога! Никаким другим способом я домой не попаду!

Глава 3

Белые рабы XX века

Безоговорочная капитуляция мало что изменила в однообразном ритме жизни в лагере-тюрьме. Единственным признаком победы стало то, что работы стало еще больше. Несколько дней назад всех, кто содержался в лагере в монастыре, перевели в лагерь «Кама»: надо было освободить места для новых военнопленных из Кенигсбергского котла. Встречать пополнение в монастырском лагере доверили лишь небольшому количеству самых проверенных активистов. Каждый день мы длинными колоннами выходили в бесконечную степь, что лежала западнее города. По дороге к местам работы мы всегда шли мимо старого Елабужского кладбища. Нашей задачей было вспахать каждый день по 100 квадратных метров поля. Целью было обработать две тысячи гектаров и засадить их картофелем. Если военнопленные будут работать посменно, то заданная площадь будет перекопана быстрее – ведь именно так полагала лагерная администрация! Каждый день 14 человек впрягались в ярмо плуга. Пока мы с моим товарищем по совместной работе лейтенантом Франсуа тянули плуг, мы обсуждали с ним преимущества, которые, по сравнению с нами, были у рабов в Средние века и во времена императора Нерона. Отсюда, из ярма, они виделись нам очень отчетливо. Сейчас мы тянули плуг вдесятером, поскольку сегодня работа давалась нам легче. Если наблюдавшие за нами надзиратели из немцев ослабляли бдительность, нам удавалось украсть несколько картофелин, которые мы поедали сырыми. Вкус этой картошки с солью был восхитителен; он напоминал нам о яблоках наших прежних дней. Не каждый желудок был приспособлен к такой пище, и некоторые из нас страдали от диареи после ее поедания. Лично мой желудок не возражал, и по утрам мне удавалось съедать до двадцати картошек! В первые дни мы должны были посадить определенное количество картофеля, и, пока норма не была выполнена, никто не мог возвращаться в лагерь. Для того чтобы справляться с этой «нормой», мы просто в момент, когда никто за нами не следил, опрокидывали несколько корзин, пряча картошку в общей куче. Но с этим приходилось быть очень осторожными, так как русские знали об этом фокусе и почти всегда были настороже!

Лагерь в лесу в Кызылтау

Вчера на площадке для прогулок был обыск, а сегодня мы должны отправиться в лагерь Кызылтау для заготовки дров. Нас восемьдесят человек. Я рад, что не придется идти за дровами в Хилвиг, потому что с некоторыми «господами» оттуда, особенно с бывшим капитаном, а ныне замполитом Роте, а также с ответственным за проведение работ Бюденбиндером. Имели место довольно неприятные сцены.

Мы отправились в путь после полудня. Предстояло пройти 32 километра. По пути мимо лагеря Хилвиг мы должны были захватить повозку с оборудованием для обеззараживания от вшей и теплую одежду. Сначала мы шагали довольно бодро, но через какое-то время наши силы начали таять. Каждому приходилось нести мешок с соломой и к нему еще свой собственный мешок. И это помимо того, что нам приходилось тянуть повозку. Когда мы приблизились к первому лагерю, было уже почти темно, но мы все равно продолжали шагать дальше. К полуночи мы добрались до деревни в лесу. Наши охранники сами не знали дороги. Наконец было принято решение остановиться на ночлег до рассвета. Никаких припасов у нас давно не было, желудки требовали еды. Слава богу, что не было холодно: июньские ночи здесь мягкие.

Утром я проснулся оттого, что продрог. Одежда от росы промокла до нитки. Я попытался согреться энергичными движениями. Наконец мы отправились дальше. Через несколько часов мы дошли до пристани. Ширина Камы здесь примерно 600 метров. Река течет спокойно и величаво. Куда ни кинешь взгляд – повсюду леса, сплошные леса. С нашей стороны берег очень крутой. Нам пришлось простоять на берегу довольно долго. Совсем молодой лейтенант Клеча, у которого два дня назад был день рождения, протянул мне кусок хлеба, который, по правде говоря, мне не следовало бы брать. Но поскольку я был смертельно голоден, то с благодарностью принял угощение.

Наконец для нас нашлось место на небольшом катере. Мы направились к новому месту работы. Об этом месте ходили противоречивые слухи. Вскоре нам придется составить о нем собственное мнение. За воротами в лагерь стоял человек со знаками различия майора. Да ведь это Херман! Он ростом 1,76 метра, блондин с бледным лицом, скуластый и голубоглазый. Он встретил нас рассеянно. Ни одно слово не сорвалось с уст. Даже когда мы вошли в лагерь, он не счел необходимым представиться.

Из своих бывших товарищей по 6-му блоку встретил здесь Кнакштадта, Келлера, Захе и Пфайффера. Все, что здесь попадало под определение жилого помещения, было полностью занято. Речь идет о небольшом деревянном домике и палатке. Нам остались чердак домика и двор. Мы упали буквально в грязь. Папоротника, который мы набрали за свой первый поход по лесу, оказалось недостаточно для того, чтобы прикрыть грязь на земле. Территории лагеря явно недостаточно для его обитателей. Кухня расположена в центре территории лагеря. Она представляла собой две полевые кухни, поставленные в углублении в земле примерно полтора на полтора метра в форме квадрата. Не далее чем в шести метрах от кухни находились уборные. Когда здесь шел дождь, весь кухонный персонал был занят тем, что пытался уберечь котлы от попадания туда дождевой воды и грязи.

Одним из самых активных антифашистов был техник Беккер. Беккер выполнял в монастырском лагере обязанности санитара, ухаживая за больными, как раз тогда, когда я болел тифом. Правда, я видел его всего лишь один раз, когда он