Просроченный долг - Йожеф Лендел

Председатель колхоза выделил для этой цели хорошее поле, трижды перепаханную залежь на склоне холма. Правда, довольно далеко, примерно километрах в пяти от деревни.

Мне дали пятнадцать соток. Но засадил я всего одиннадцать, на столько хватило у меня мелкой картошки — два мешка.

В этом году было и тепло, и дождя довольно. В конце июля от зеленых кустов картошки земли было не видать. Хороша была картошка колхозников. Колхозная — около двадцати пяти хольдов (Хольд — венгерская мера площади (чуть больше половины гектара)) — и того лучше. Радостно было видеть, что сибирская земля, которую человек уже успел полюбить, обещает богатый урожай. Но не долго пришлось радоваться. В конце июля, когда темно-зеленый ковер картофельных полей покрылся маленькими лиловыми и белыми цветками, председателя колхоза вызвали в райцентр.

— Почему отвел некоторым колхозное поле под картошку? — спросили там у него.

— Дал тем, у кого огород меньше, чем полагается по закону. Добавили до двадцати пяти соток.

— По какому праву дал трижды вспаханную залежь? — спросил другой, уже с угрозой в голосе.

— Так ведь… — пробормотал председатель, но ответить не решился.

То, что думал: «Земля колхозная, по уставу передана в вечное пользование колхозников». А уж то, что столько раз вспахивали, сколько нужно, чтоб урожай был хороший, про это там, в райцентре, может, даже подумать не посмел, ведь у него трое детей, жена, в тюрьму садиться неохота. И поскольку в районе так велели, вернувшись в деревню, он немедленно объявил, чтобы никто не осмелился копать картошку, которую посадил, потому что эту картошку (другой-то сроду не получали) тоже будут распределять за трудодни. У кого огород при усадьбе, к тому распоряжение не относится, но если кто только притронется к картошке на колхозном поле, пойдет под суд.

3

Так обстояло дело в конце июля и в августе. Но в сентябре, когда пришло время копать колхозную картошку, колхозное начальство — вслух объявить, конечно, не решились — по-тихому дало понять деревенским, что разрешит копать картошку, но только тогда, когда покончат с колхозной.

Что случилось? С чего бы такая перемена? Да с того, что не было рабочих рук, чтобы работать на колхозной картошке. То есть это тактика. Можно сказать, верная тактика, если рассматривать колхоз и колхозников как враждебные стороны, интересы которых находятся в полном противоречии и которые стремятся извлечь выгоду одна за счет другой. Верная тактика, потому что так можно было баб старше пятидесяти пяти и мужиков старше шестидесяти, которых по закону нельзя заставлять работать, уговорить копать колхозную картошку. Будь их собственная картошка уже дома, они ни за что не вышли бы «помочь» колхозу.

Ведь две самые горячие страды — начало сбора картошки и конец уборки зерна — совпадают по времени. Работоспособных колхозников не хватает и для уборки зерна, хотя уборка всего урожая, кроме гороха, ведется комбайнами. Особенно мало мужиков. В деревне живет восемьдесят семей. Шестьдесят мужчин не вернулись с фронта, много инвалидов войны, человек двадцать парней служат в армии. Те несколько, что остались, трактористы или на комбайне работают.

Комбайны трудились на уборке в полную силу. Зерно нужно доставлять в деревню за двенадцать километров; доставка отставала от жатвы. А нужно еще просеять, высушить, перелопатить, насыпать в мешки, отгрузить, план необходимо выполнять, 85 процентов урожая (минус посевное зерно) во что бы то ни стало нужно доставить в райцентр, сдать государству. Бабы постарше возят, просеивают зерно, посильнее — таскают мешки.

4

А тут вышло новое распоряжение насчет сбора картошки. «Каждая семья обязана собрать колхозную картошку на десяти сотках, сложить в кучи и как следует прикрыть соломой и землей». Но кому все это делать, если бригадиры прямо запретили бригадникам тратить дорогое время на сбор картошки. Были случаи, что колхозное начальство в наказание вычло у баб по пять трудодней, потому что они, «нарушив распоряжение бригадира», вместо того чтобы помогать у комбайна наполнять или возить мешки, начали копать картошку на закрепленном за ними участке.

Это противоречие — одна видимость. Потому что нужно знать, что председатель и бригадиры отвечают за уборку и поставку зерна «головой». Головой — это, конечно, в переносном смысле. Но если за несобранное зерно они угодят в тюрьму, не они, ясное дело, будут первыми, кто за такую провинность сядет в тюрьму и лагерь как «саботажники». А ведь часто в этом виноват план, который не считается ни с сибирской погодой, ни с имеющейся в распоряжении рабочей силой.

К счастью, скажем так, они в ответе и за оставшуюся в земле картошку, и поэтому районное или местное начальство — а может, они вместе — придумали новую тактику, благодаря которой и в самом деле добились, что старухи вышли на колхозные картофельные поля. Да, вышли. Но им было не под силу вскопать за день больше десяти-двадцати соток. Земля уже холодная, сырая, поле заросло сорняками, ведь ни разу не пололи, не окучивали. Никогда на работу не выходило больше двадцати старух. Такими темпами и за месяц не управиться.

1 октября школьникам дали две недели каникул, чтобы помогли в уборочных работах. Но картошку собирать разрешили только школьникам четырех младших классов, остальные, мальчишки и девчонки постарше, таскали мешки. Кому не под силу поднять целый мешок, брал полмешка, кому и полмешка много — подавал лопатами зерно в грузовики. Работая лопатой, они здорово пропотели. Не беда! Пока ехали в открытом кузове машины, на ветру хорошенько простыли. Многие заболели воспалением легких. Но это к делу не относится. Как и то, что все же много зерна осталось зимовать на полях под снегом в больших кучах. Оно, собственно, не пропало, те, которые пошустрей, до весны все прибрали дочиста…

6 октября большая часть колхозной картошки была выкопана и в кучах, прикрытая, ожидала доставки. Работы, может, ещё на день, и дело сделано. Но начались морозы.

5

Здесь это считается поздними морозами. Правда, 21 июня мороз в 5–6 градусов погубил цветы дикой вишни, черемухи и лесной земляники, но для картошки год оказался счастливым. В августе и сентябре морозов не было, не то что в прошлом году, когда 17 августа замерзли кусты картошки и клубни перестали расти.

В 1952 году первым осенним морозным днем было 6 октября, 2–3 градуса мороза. Но седьмого утром окно моей комнаты было уже разрисовано морозными узорами. Термометр перед колхозной конторой