Кто придумал землю? Путеводитель по геофилософии от Делёза и Деррида до Агамбена и Латура - Максимилиан Неаполитанский

Организационная архаичность четверицы отсылает ее к земле, к самой геосемантической организации мира, где земля – это исток, начало, место жизни и ее конец. Хотя земля в схеме Хайдеггера и не находится в центре, но именно она образует разрыв, который делает возможным сам ландшафтный мир. Вот что об этом говорит Подорога:

Но раскол, расщеп или сдвиг земной тверди <…> следует рассматривать не как простой набор живописных геологических метафор, а как знаки, отмечающие собой пунктирную линию геогенеза, высвобождающего силы земли для свободной игры в открытости мира. <…> Отражаясь в мировой открытости, земля себя про-являет, про-светляет, выходит на просвет бытия. <…> Силы земли выходят на поверхность не для того, чтобы утратить себя без следа на просторах мировых сил, они всегда на пути в разверзнутость, которая соединяет, взаимопронизывает мир и землю[152].

Итак, фиксируем этот момент: земля у Хайдеггера не является центром. Если у Делёза и Гваттари земля – это мощь и сила, объединяющая все стихии, то для Хайдеггера это сила, влияющая на другие элементы, но не доминирующая над ними. Земля связана с разрывом, с противоречием, которое порождает возможности. Она выступает как пространство потенциального, создающего условия для реализации новых событий и изменений. Противостояние неба (мира) и земли – это механизм, производящий возможность как таковую, зарождающуюся именно через разрыв, через отсутствие цельности.

Земля всегда действует через контакт с другими силами, оставаясь в периферийной позиции, деформируя их и создавая условия для возникновения новых потенциалов. Этот разрыв, это отсутствие фиксированного положения и порождают ее потенциал.

Дополнительный аспект, которым земля определяет четверицу, – ее роль как внутренней меры и проекции бытия. У Хайдеггера земля – это не просто философский концепт, а нечто, оказывающее поэтическое и художественное воздействие. Она не сводится к обычному значению реальной земли. Ее восприятие носит поэтический оттенок, что позволяет увидеть в ней внутреннюю меру, с которой необходимо соотносить порядок бытия.

Подорога говорит о «силах вздымания» земли, ведь она не только связана с возможностью и потенциальностью, но и несет в себе риск и опасность – природную, стихийную. Это дополняет метафизику ландшафта: земля Хайдеггера способна порождать новое, но сама не поддается упорядочиванию, что отличает ее от тех описаний земли, которые встречались ранее.

Именно вздымание земли противостоит тяжести и твердости, которые мы встречали у Ницше. Вздымаясь, земля (и как часть четверицы, и как концепт метафизики ландшафта, и как планета) освобождается. В связи с этим Подорога описывает вздымание земли в двух смыслах:

1. В геологическом смысле вздымание земли сопровождается землетрясением, тектоническими сдвигами, резкими изменениями контура ландшафта.

2. В хайдеггеровском смысле вздымание есть высвобождение сил земли от ее инерционных качеств – тяжести и сопротивления. Земля, чтобы стать произведением, должна пройти путь вверх и к себе по линиям невидимой кривизны бытия как сферы: она вздымается, чтобы оставить след своего самозатворения, по которому будущее произведение создает свою внутреннюю форму[153].

Через вздымание земля возвращается к себе. Это возвращение после вздымания порождает произведение (тут звучат отголоски вопроса, который был поставлен в начале нашего сюжета). Потому что энергия геологического напряжения переходит «в гнетущую тяжесть камня, в немотствующую упорность дерева, в темный жар красок»[154], как говорил Хайдеггер. Земля и мир перекликаются между собой через вздымание вещи, проявляющееся в виде произведений (искусства и не только) – будь то картина, храм, стихотворение, философский трактат или скульптура.

Философия как персонификация земли

Подорога отмечает в философии Хайдеггера еще один важный аспект – персонификацию земли. То есть сама земля становится своего рода образом, через который философия находит свое воплощение.

…язык, на котором изъясняется мысль Хайдеггера, ландшафтен, им связывается сквозь времена пространство досократического космоса со старонемецким земледельческим миром. Чтобы осуществить движение-чтение хайдеггеровского текста, надо рискнуть стать тектоническими существами, претерпевающими страсти геогенеза[155].

Мне нравится, что Подорога использует термин «тектонические существа»: это придает пассажу оттенок постгуманистического дискурса и напоминает образ гигантских червей из «Дюны» Фрэнка Герберта. Конечно, речь идет не о фантастических созданиях, а о подземной сути земли, которая проявляется и у Ницше, и у Хайдеггера. «Рискнуть стать тектоническими существами» – значит принять на себя образ земли: представить, что было бы, если бы земля, обретя новые черты, воплотила философию в себе.

Смесь, о которой говорит Подорога, связывает досократический космос и старонемецкий сельскохозяйственный уклад. Мы можем представить Хайдеггера, сидящего на скамье, вглядывающегося в пейзажи Шварцвальда. Перед ним – густой лес, захватывающий, первозданный ландшафт. Здесь, среди этих просторов, рождается философия и, соединяясь с землей, открывает нам тектонических существ хайдеггеровской мысли. «Этому переходу соответствует трансмутация (а в терминологии французских авторов – становление) – творческое превращение автора в персонажа своей собственной мысли, делающее ее улавливаемый сознанием образ наглядной материей, которая в опыте чтения становится доступна для переживания Другим»[156], – завершим наш хайдеггеровский сюжет еще одной цитатой из статьи Алексея Сергиенко (кстати, если планируете начать читать Подорогу, можно сперва познакомиться с этой статьей, чтобы понять основные виражи мэтра метафизики ландшафта).

Итоги: геофилософия как «география ума»

Несмотря на большое количество различий, можно сравнить идеи Подороги с геофилософией Делёза и Гваттари (тем более выше мы уже упоминали несколько параллелей). И для Делёза и Гваттари, и для Подороги геофилософия оказывается «географией ума» – мыслительной практикой, внутренней борьбой за метафизические территории. География ума показывает устройство мышления подобно тому, как обычная география показывает устройство земли. География ума может стать проводником в философии – сделать так, чтобы мы нашли нужную нам идею или поняли, как она работает. Подобно тезису, что философия – это геофилософия, Делёз и Гваттари говорят о географии ума:

География не просто дает материю переменных местностей для истории как формы. Подобно пейзажу, она оказывается не только географией природы и человека, но и географией ума. Она отрывает историю от культа закономерности, давая проявиться фактору ни к чему не сводимой случайности. Она отрывает историю от культа первоначал, утверждая могущество «среды»[157].

Несмотря на обращение к реальным географическим местам и точкам на карте, подход Делёза, Гваттари и Подороги разделяет реальную землю и землю, представленную в мышлении или в произведении. В этом сходство трех авторов. В работе Делёза (и Гваттари) «Что такое философия?» происходит поворот от антропологического и геологического описания земли к историко-философскому. Как мы помним, Делёза интересует Древняя Греция как «земля философии» – он ставит вопрос, что именно повлияло на появление философии там.

Все трое обращаются к текстовому пространству. Оно существует благодаря установленной связи между человеком и