Кто придумал землю? Путеводитель по геофилософии от Делёза и Деррида до Агамбена и Латура - Максимилиан Неаполитанский

Другие герои книги Подороги – философы Сёрен Кьеркегор и Мартин Хайдеггер – тоже связываются с ландшафтным миром. Его ключевыми элементами являются небо, горизонт, береговая линия и холмы. У Хайдеггера это леса Шварцвальда, темные и таинственные, немного сказочные и легендарные. У Кьеркегора – мысли о земле Мориа и долгие прогулки вдоль датского морского берега с точным указанием места и времени. Эти ландшафты были частью биографии философов, но одновременно влияли на то, как их мысль «борется за метафизические территории». Именно поэтому Подорога пишет:

Философское произведение представляет собой индивидуальную, но не субъективную или коллективную территорию мысли. Текстовым, допонятийным операциям чтения и письма (когда одно исчезает в другом) произведение противопоставляет свою коммуникативную форму, которую оно восстанавливает двумя способами: во-первых, иным пониманием соотношения письма и чтения, во-вторых, понятийным (категориальным) и языковым строем[136].

Метафизический ландшафт: начало

Итак, мы разобрались, что такое метафизика ландшафта, что такое ландшафт произведения и само произведение (философское). Теперь уточним еще один термин – собственно метафизический ландшафт, который определяется всеми остальными компонентами проекта Подороги. Да, перед нами много похожих понятий, однако между ними есть значительные различия, которые и помогают создать уникальный контекст вокруг телесной и «земной» проблематики чтения и мышления:

Метафизический ландшафт – это не ландшафт-панорама, которому можно предстоять, всматриваясь в дальний горизонт… Философы, о которых пойдет речь, не мыслили себя и свое творчество без борьбы за собственную метафизическую территорию и обладали в превосходной степени тем, что немецкая философская критика называет «пространственным чувством». Если перевести термин «метафизический» на язык восприятия, то мы получим его перцептивный эквивалент: незримое зримого[137].

«Пространственную чувственность», которой определяется метафизический ландшафт, можно объяснить через другого автора – психиатра и философа-экзистенциалиста Карла Ясперса. В его философии ландшафт, земля и даже сама идея родины играли особую роль. Интересно взглянуть на Ясперса как на своего рода геофилософа – человека, который обращался к земле не только символически, но и через изучение человеческой психики.

Ясперс начинал свою карьеру в психиатрии, его интересовали проблемы, связанные с ностальгией. В то время в Германии произошли несколько странных криминальных эпизодов, объединенных общей чертой: девушки-подростки, работающие нянями, убивали своих подопечных – младенцев и маленьких детей. Эти случаи были пугающе похожи: девушки травили, топили детей в реке или наносили им смертельные травмы тупыми предметами. Эти подростки ранее не были преступниками, и Ясперса поразило, что их, казалось бы, добрые намерения (быть нянями и заботиться о детях) оборачивались жестокими убийствами[138].

Ясперс связал эти случаи с одной существенной, на его взгляд, проблемой – тоской по дому и чувством отчужденности. Большинство девушек были из бедных семей, отправлявших их работать в богатые дома, где им давали все необходимое для жизни, кроме одного – настоящего дома. Их тоска по родине была сильной и не уменьшалась со временем, только наоборот. Когда девушки пытались вернуться домой, их встречали словами: «Ты уже взрослая, нам нечем тебя кормить. Уезжай обратно работать». В итоге они видели единственный способ избежать возвращения к работе – убийство ребенка, за которым они присматривали[139].

Таким образом, ностальгия – глубинное чувство утраченной близости к земле, родине – подталкивала их к этим жутким действиям. Ясперс показывал, как пространство и ностальгия формируют человеческие эмоции и даже поступки. В его философии ландшафт и чувство родины появлялись как важные компоненты, через которые можно понять, что такое «пространственное чувство» и как оно влияет на человека.

Конечно, сам метафизический ландшафт не так жесток и философы никого не убивают. Однако Ясперс удачно подсвечивает эту коммуникацию – тела и места, чувств и ландшафта, мыслей и земли, – давая нам дополнительные инструменты и ассоциации для разбора идей Подороги.

Помимо этого, важную роль тут играет термин «перцептивный эквивалент незримого зримого». Он звучит в приведенной выше цитате. В этом смысле метафизический ландшафт как раз таков: с одной стороны, он осязаем и видим, а с другой – не до конца различим. Метафизическая земля, или «земля произведений», вроде бы видима, но в то же время, как сказал бы Псевдо-Дионисий Ареопагит, она остается «несказанной» и неопределяемой. Это состояние – вне дискурса, предвыразительное, доиндивидуальное – тем не менее влияет и на организацию философской мысли, и на структуру текста. Вспомните сюжет о безосновном Шеллинга и Вударда (лекция 3) – здесь есть немало сходств.

Теперь мне хотелось бы перейти к конкретным примерам и начать в хронологическом порядке – с Кьеркегора. Я уже упоминал особый метод Подороги: он подробно перечисляет события, биографические моменты, идеи, места, связанные с мыслителями, – и вот как это выглядит.

Кьеркегор и земля Мориа

В контексте философии Кьеркегора для Подороги становится важным – метафизически и географически – такой объект, как земля Мориа. Подорога дает читателю целый список:

…записи в дневниках юного Кьеркегора, его прогулки вдоль морского берега с точным указанием места и времени, телесные недомогания, страсть к элегантности и дендизм, Спиноза, Сократ, разрыв с Региной Ольсен, неспособность к браку, курение сигары и вино, циклы питания и болезнь, труд письма, одиночество, театральные, музыкальные, религиозные страсти, проповеди-самоотчеты, правила письма, смех, ирония, вера, двойная рефлексия, зеркальность опыта, страх и трепет, кабинетная жизнь и неизвестное развлечение, философские крохи и мысли о себе[140].

В этих штрихах и набросках мы видим как бы портрет молодого Кьеркегора. Интересно, что образ этот получается словно эскиз – незавершенный, но выразительный. Так формируется образ Кьеркегора, его «ландшафтное состояние», связанное с событиями из его жизни и философскими идеями.

Вот из чего складывается философское произведение: в нем присутствуют элементы, которые на первый взгляд далеки от философии. Думаю, подобный спсиок можно составить для любого философа, создав что-то вроде карточек с главными реквизитами. В случае Кьеркегора таким главным «реквизитом» и основной ландшафтной метафорой является земля Мориа.

Подорога выводит непосредственную связь: интерьер кабинета Кьеркегора, где он пишет «Страх и трепет», и место Авраама (гора Мориа), приносящего в жертву собственного сына. Оба этих пространства окружены пустынями – метафизической и библейской. Пространство Кьеркегора стремится свернуться в точку – стать приватным пространством, укромным местом, местом философии, где можно наблюдать за мирами Сократа, Лютера и Гегеля. Пространство Авраама (он появляется, когда мы читаем первые страницы «Страха и трепета») – это библейская пустыня. Она не имеет пределов, вещей и событий, которые не зависели бы от религиозного действия Авраама