Мои друзья медведи - Валентин Сергеевич Пажетнов

о хорошем охотнике, а теперь сам убедился, какой он замечательный следопыт. След он вел легко, изредка останавливаясь и поправляясь. Я стал с другой стороны, и мы быстро, не выпуская следа медвежат из поля зрения, пошли по лесу. В километре от дороги медвежата лежали на куче гнилушек – отдыхали. Потом направились точно в «Токовье», как по компасу. В пути незначительно отклонялись от выбранного направления лишь там, где нужно было обойти очередной встретившийся им завал. В лесу они наткнулись на дневную лежку крупного медведя. По всей видимости, «хозяина» не было. Покрутившись немного у большой кучи экскрементов и ямки, выкопанной медведем в сыром грунте, медвежата пошли дальше.

Лес поредел. Впереди обозначилось долгожданное поле. Выйдя на него, мы увидели, как по крыше сарая расхаживали Катя с Яшкой. Видно было, что они только что пришли. Медвежата никогда до этого не ходили в сторону кордона Мануховка и, конечно, не могли знать дороги. Назад, в «Токовье», они вернулись не по дороге, а напрямую, пройдя шесть километров через лес, в котором никогда до этого не были.

В возрасте семи с половиной месяцев у медвежат уже появился свой «компас»: способность ориентироваться в новой, незнакомой обстановке, точно выдерживая нужное им направление. Значит, оставаясь в лесу одни, они в любой момент могли выйти на знакомое им место. На месте их могла удержать только привязанность к человеку, заменившему мать. Егерь просил обязательно написать об этом. Я выполняю его просьбу.

Через 20 дней мы уходили из «Токовья». Медвежата подросли, стали круглыми, шерсть отливала блеском. Они меньше бегали, реже лазали по деревьям, вид их выражал спокойное довольство. Мы уходили напрямую, через лес, к поселку Заповедный, домой. А со стороны лесной дороги слышался надрывный рев моторов – в «Токовье» шли комбайны.

«Жердовский мох»

Когда-то здесь прошел сильный пожар. Сосновый лес выгорел быстро, но еще долгие месяцы стоял над болотом сизый дым – горел торф. Там, где он выгорел, образовались пустоты – ямы. К осени пошли затяжные дожди, и пожар прекратился. Ямы заполнились водой и заросли тростником, появилось труднопроходимое урочище, метко названное местными жителями – «Потопы». Здесь росли невысокие сосенки, перемежаясь ольховыми зарослями. Непролазные кусты ивняка лентами плелись между белоствольными, низкими березами. Было здесь всегда сыро, сумрачно. Ранней весной на корявых, с причудливой вершиной соснах токовали глухари. Летом в «Потопах» бродили лоси, набивая глубокие тропы, а осенью весело пересвистывались выводки рябчиков. А рядом, там, где торф не выгорел, остались обширные участки, покрытые бархатной зеленью мха. Среди редких сосен по кочкам растет брусника, образующая в отдельных местах густые заросли. По мху тянутся тоненькие, незаметные стебли клюквы, встречаются куртины голубики. Это место называют «Гарь». От «Гари» «Потопы» отделены «Раздорами» – неширокой лентой редкого березняка, среди которого еще торчат кое-где обуглившиеся стволы некогда горевших сосен. Вот эти три урочища и составляют «Жердовский мох». Осенью спешат сюда и стар и млад на автобусах, машинах, мотоциклах – с корзинками, ведрами, рюкзаками. Рассыпается народ по мху собирать грибы, ягоды – и все вокруг оглашается зычными криками, ауканьем, разбойничьим свистом. Уходит на дальние гривы зверье, улетают птицы. Люди собирают все подряд: голубику, бруснику и белую, еще незрелую клюкву – дома доспеет. За дальними сосновыми гривами, куда не пробрались еще вездесущие собиратели, на брусничниках в урожайные годы кормится медведь. Прилетают сюда и птицы: глухари, тетерева, рябчики. В один из таких тихих уголков я и забрался на недельку с медвежатами, чтобы посмотреть, как они будут есть бруснику, а заодно и подкормить их ягодой перед долгой зимовкой. Протекавший здесь безымянный ручеек то исчезал, терялся среди высоких моховых кочек, то вновь появлялся, обретая русло. В ручье медвежата купались, поднимая со дна черную торфяную муть, плавали в небольшой бочажинке, а потом грелись на солнышке, растянувшись на моховой перине.

Кормиться брусникой мы ходили на небольшую поляну. Ягоды было много. Растет брусника долго, радует глаз свежей зеленью весной, когда вокруг все еще коричневато-серое, и осенью, когда с маленьких кустиков свисают рубиновые кисти ягод.

Медвежата быстро освоились на новом месте. Брусника им явно нравилась. Лапами они придавливали, переворачивали низкие кустики, – так лучше было видно притаившиеся в листьях ягоды, – обрывали их, захватывали пастью и, щурясь от удовольствия, жевали. Экскременты медвежат теперь состояли наполовину из травы и остатков брусники и наполовину из целых ягод, которые они проглатывали, не разжевывая.

К концу недели с северо-востока задул резкий ветер, принес холодные, с изморозью, утренники. На березах начали желтеть и осыпаться листья, на болоте засветилась покрасневшим боком клюква. По утрам слышалось тяжелое хлопанье крыльев – это глухари начали прилетать на клюквенную россыпь. Холодный ветер сменился моросящим дождем. Поведение медвежат изменилось. Они подолгу лежали на одном месте, зевали, не хотели идти на кормежку и могли проспать целый день. Мне наскучило считать однообразные сентябрьские дни, и мы отправились домой.

По дороге зашли в «Токовье». Овсяные поля сжали. Ровные рядки желтых копен тянулись с одного края на другой. На одной копне сидел нахохлившийся канюк. У самого леса плавно скользил над бороздой полевой лунь. Вот он чуть замедлил полет, качнулся, камнем упал в стерню и тут же, взмахнув крыльями, поднялся. Видимо, хотел поймать мышь, да промахнулся.

Медвежата сразу полезли на крайнюю копну и стали рыться в соломе. Потом начали бороться – сцепившимся клубком свалились на землю, от удара расцепились, но тут же, потрясая головами, вновь ринулись в схватку. Трепали и тузили друг друга целую минуту, а потом резко остановили игру и пошли вперед. «Токовье» осталось позади. Чтобы выйти на лесную дорогу, которая вела в заповедник, нам предстояло либо сделать большой крюк по лесу, в обход деревни Ясновицы, либо пройти рядом с деревней, стараясь остаться не замеченными ее жителями. Я решил пройти около деревни. Мы пошли по самому ее краю, там, где деревня была отгорожена от леса жердями. Когда проходили вдоль этого забора, мои подопечные залезли на него и прошлись по самой верхней жердочке – как на параде. Шествие увидели, со стороны деревни раздались громкие, восторженные возгласы жителей всех пяти дворов, высыпавших посмотреть на мишек. Хоть порой и обижает крестьянина медведь, – и скот дерет, и посевы портит, – но любят русские люди этого зверя, относятся к нему с почтением, а уж к малышам и подавно – каждый готов сунуть кусочек послаще. До заповедника добрались без происшествий. Мишки залезли в свои клетки, а я принялся за дела по