Мои друзья медведи - Валентин Сергеевич Пажетнов

любит кормиться на овсах. Потом с елки слезли медвежата и подошли прямо под мою сижу. Я не стал упрямиться и слез. Мы вышли на овес. Мишки сразу улеглись и заработали лапами – слышались только шелест колосьев да треск обрываемых зерен. Это было по-настоящему первое длительное кормление – до половины первого ночи! К двум часам пыхтящие, раздувшиеся, как шары, мишки (я потрогал их руками) подошли ко мне и устало ткнулись в ноги. Уразумев, что их ужин окончен, я пошел к своему дому, но только мы приблизились к дороге, которая разрезала два поля пополам, как вдруг послышалось мерное чавканье: кто-то шел, шумно хлюпал по лужам, которые никогда не пересыхали на этой дороге. Медвежата сразу куда-то удрали, а я притаился у запотевшего от росы тонкого ствола одинокой березки и на всякий случай вытащил топор. Равномерное чавканье приближалось. По звуку шагов я определил, что идет не медведь, а, скорее всего, лось. Звук от шагов был уже совсем рядом, когда вдруг всхрапнула лошадь и раздался спокойный голос человека. По голосу я узнал егеря В. П. Гуляева, охотника и следопыта, который жил на кордоне в шести километрах от «Токовья» и теперь возвращался домой из деревни Жердовки. Его лошадь хорошо знала дорогу, была на редкость спокойной и не боялась зверей – ни кабанов, ни медведей, ни лосей. Я окликнул егеря. Он обрадовался поздней встрече, и мы обменялись новостями. Из-за густой темени осенней ночи мы совершенно не видели друг друга, но, как водится у людей, проживающих вдали от шумного людского общества, обстоятельно обменялись информацией. «А я слышу, – говорит егерь, – лошадь всхрапнула, значит, есть кто-то рядом. Она у меня зря голос не подаст. Выходит, это ты тут со своими подопечными кормишься». Лесник поехал своей дорогой, пожелав нам всего доброго. Я дождался, когда затихнет шум, и позвал медвежат. Они дружно откликнулись на мой зов фуканьем и прибежали. Не успел я сделать и двух шагов, направляясь к дороге, как левая нога заскользила в сторону, правая крепко зацепилась за пучок переплетенной травы, и я, прикрывая рукой глаза, полетел вниз головой в какую-то яму. Ямой оказался совсем неглубокий придорожный кювет, но воды и ила в нем вполне хватило, чтобы все лицо мое оказалось в грязи, а пальцы слиплись от глины. На ощупь стал искать лужу, чтобы обмыться. Пока шарил руками по жидкой грязи, перемазался еще больше, но небольшую лужицу воды нашел. Мое падение ничуть не испугало медвежат, а полоскание в луже явно привлекло их внимание. Не успел я вымыться и наполовину, как оба медвежонка влезли в воду и подняли возню, добросовестно перемешав остатки воды с илом. Ничего другого не оставалось, как поискать другую лужу, нащупывая ее ногами и руками, а она, как назло, не попадалась. Отчаявшись что-либо отыскать в этой темноте, я пошел на стоянку, к дому, где как следует вымылся при свете имевшейся в моем хозяйстве керосиновой лампы.

Весь следующий день медвежата провели в лености и отдыхе, выставляя округлившиеся животы на солнце и сонно хлопая глазами. К вечеру они поднялись, и мы пошли на вчерашнее место.

На овсяном поле каждый медведь пользуется своей кормовой площадкой и на чужую, занятую другим медведем территорию заходит редко. Очень хотелось, чтобы и у нас было свое место на поле. Я старался придерживаться этого правила еще и потому, что на площадках, где кормились медведи, медвежата вели себя неспокойно, постоянно поднимались на задние лапы, фыркали, прислушивались, при малейшей мнимой опасности удирали в лес и потому плохо кормились.

На поле медвежата тут же принялись за овес. Пока они ели, я, как и вчера, тихо отошел и осторожно залез на свою ветхую сижу – все надеялся увидеть дикого медведя. На этот раз мне повезло. Ровно в восемь часов вечера медвежата разом перестали есть и насторожились. Я прислушался, но ничего не услышал. Катя встала на задние лапы и 10 секунд стояла, не шевелясь. Яшка тоже сделал стойку. Постояли и, беспокойно фыркая, ушли с поля в лес и залезли на березу. Нас разделяло около двадцати метров, и я хорошо видел обоих медвежат. Но через десять минут они слезли и убежали дальше в лес. Слышно было, как они полезли на ель, ту самую, на которой отсиживались вчера. Присмотревшись, я едва мог различить их среди сучьев дерева. Мишки поцарапали по коре когтями, пофыркали и вскоре затихли. Прошло около 20 минут, прежде чем я решился позвать их негромким чоканьем. Мне хотелось, чтоб они не проводили время даром, кормились овсом и накапливали жир для зимы. Едва я подал звуковой сигнал, как в глубине леса, метрах в пятидесяти от того места, где я сидел, сухо хрустнул сучок и чуть слышно фыркнул медведь. Я осторожно, не производя шума, повернулся в сторону подошедшего к полю медведя. Через минуту треск раздался ближе, но медведя я не видел, хотя, судя по доносившемуся из леса слабому шороху, он шел прямо к моей вышке. Я приглядывался до боли в глазах, но ошибся в выборе позиции – медведь подошел с другой стороны, оттуда, где сидели на елке медвежата. Его мощное, со свистом, дыхание послышалось совсем рядом – он нюхал оставленные нами следы у меня за спиной. Поворачиваться было нельзя, но, надеясь на удачу, я стал медленно разворачивать корпус и голову в сторону медведя. Мне оставалось повернуться еще самую малость, когда предательски скрипнула старая доска сидения. Медведь громко, испуганно фыркнул и в два прыжка отскочил в лес. Воспользовавшись шумом, я развернулся.

В тот же самый момент зафыркали, зафукали оба медвежонка. Пришельца это заинтересовало. Он медленно вернулся назад, подошел к елке, на которой сидели медвежата, остановился, понюхал землю, дерево и начал обходить вокруг дерева, фыркая на разные голоса. Он фыркал то громко и решительно, то слабо выдыхал воздух, производя длинные свистящие и шипящие звуки. Медвежата тоже не молчали, и с обеих сторон беспрестанно раздавались звуки разных оттенков и продолжительности. Я едва успевал различать, когда сигнал исходит от малышей, а когда от взрослого медведя. Обмен «приветствиями» продолжался около двух минут. На последок хозяин этого леса два раза коротко, решительно и резко «сказал» «уф-ф-ф, чхуф-ф» и достойно удалился. В кустах мелькнула его бурая, с сероватым подпалом фигура, и зверь растаял в сумерках. Медвежата, продолжая фукать, быстро спустились с дерева и направились за ним! Но едва они выскочили на свежий след зверя, как развернулись, бросились назад и в один миг скрылись